Дверь

Сергей З.

С первого дня его жизни в доме, завещанном бабушкой, куда он переехал с семьей, его терзало настойчивое желание заглянуть за эту дверь. Дом был старый, но добротный, во всем ощущалась забота и любовь к уюту прежних хозяев. Конечно, некоторый ремонт, все-таки, требовался: обои переклеить, заменить дверные коробки, половицы кое-где поскрипывали, оконные рамы иссохли и ждали покраски. Но у него никак не доходили руки заняться благоустройством жилища, да и семейный бюджет, верстаемый с большими натяжками, пока не мог позволить такую дорогостоящую затею, как ремонт. А потому эта дверь оставалась на своем первоначальном месте. Сколоченная из крепких дубовых досок, она была врезана в глухую несущую стену, по самому ее центру, а с другой стороны стены не было ничего. Он даже обошел дом с тыла, чтобы удостовериться в этом. Снаружи была аккуратно выложенная кирпичная кладка, которой деревянный дом обнесли для прочности всего пару лет назад. Он пришел к заключению, что видимо раньше здесь к дому примыкала какая-нибудь пристройка, веранда, терраса или кладовая для старых, ненужных вещей, которую позже снесли, выложили кирпичную стену поверх старой, деревянной, а. про дверь забыли, или оставили намеренно, так, для красоты. Тем более, что в интерьер комнаты она, прямо сказать, вписывалась неплохо. Лак местами истерся и облез, но в целом дверь впечатляла. Плотно подогнанные тяжелые доски когда-то украшала витиеватая резьба, мощный замок с огромной скважиной для ключа был скрыт за медными, позеленевшими от старости, накладками с громоздкой, испещренной вензелями, ручкой. В небольшую щель между дверью и притолокой он мог видеть толщенный язык замка, жирным минусом перечеркивающий все его попытки хоть чуточку сдвинуть дверь с места. Петли, под стать всему сооружению, держать которое они должны были века, тоже красовались медными украшениями и резьбой. Он не стал заставлять дверь мебелью, как советовала жена, а подчистил наждачной бумагой, придав ей омолаживающий эффект, и оставил как есть. Вскоре все домочадцы привыкли к необычному виду двери посреди стены и даже находили ее привлекательной.
Разбирая на чердаке старый хлам, он поймал себя на мысли, что невольно ищет взглядом большую связку длинных, чуть поржавевших, ключей на толстом кольце. Именно так он, почему-то, представлял себе ключ от загадочной двери. А почему, собственно, загадочной? Дом старый, в нем должны быть старые двери, что тут загадочного. Но подспудно в нем уже зародился необъяснимый интерес и желание во что бы то ни стало открыть эту дверь. Предчувствие того, что за ней он обнаружит что-то совершенно поразительное, не покидало его, и всякий раз. когда он оказывался возле дубовой двери, даже проходя мимоходом, он останавливался и надолго задумывался, глядя на потрескавшиеся узоры, как будто видит их впервые. Он перерыл все старые комоды и тумбочки, шкафы и кухонные полочки в поисках ключей, но все безрезультатно Он вытащил все из погреба, навел порядок в сарае, на чердаке можно было принимать гостей, и все лишь потому, что он искал ключ. И лишь когда в доме и на прибегающей к нему территории не осталось ни одного необследованного сантиметра, он смирился со своим бессилием
перед запертой дверью и успокоился Но, как оказалось, не навсегда.
Однажды ночью он проснулся от звуков, доносившихся из-за старой двери. Он привстал и прислушался. Громко тикали настенные часы, ночью их стрелки передвигались с таким оглушительным лязгом, что можно было подумать, будто по дому бродит приведение и гремит сковывающими руки кандалами. Но сейчас их почти не было слышно. Шум из-за двери не был обычным шумом городских улиц или какого-нибудь работающего механизма. Это были настоящие звуки настоящей жизни. Они то звучали громче, то удалялись, то сливались в единый гул, то звучат, отчетливее, так, что можно было различить отдельные составляющие. Он расслышал шелест листвы, щебетанье птиц, трепет их крылышек, когда они перелетали с ветки на ветку; еще какой-то не совсем понятный глухой звук, который вызвал у него ассоциацию со звуком падающего на землю спелого яблока. Иногда все стихало, и тогда он мог слышать удаленный звон бегущей воды и задорный детски смех.
В том, что он не спит, не было никаких сомнений. Сквозь не заклеенные оконные рамы пробирался холодный воздух осенней ночи, и в стекло били ветки старой вишни, посаженной бабушкой давным-давно слишком близко к дому. Можно было бы предположить, что звуки доносятся не из-за двери, а из сада, расположенного за стеной, но в том беспорядочном насаждении старых деревьев расчистку которых он, в свойственной для себя манере, отложил до весны, не было ничего, что могло бы порождать столь ласковые, теплые и успокаивающие звуки.
Он сидел и слушал эту сладостную музыку, боясь пошевелиться, дабы не спугнуть волшебство. Жена спала рядом, будить ее он тоже не решился. Почему-то он проникся уверенностью в том, что звуки сразу же смолкнут, если его уединение будет нарушено. Так и сидел он, не замечая холода, затаив дыхание, вслушиваясь в сочащиеся из двери летние звуки, пока усталость не взяла свое и не повалила его, сморенного, на подушку.
С этой ночи вся его жизнь превратилась в бесконечную погоню за навязчивой идеей открыть эту дверь. Он пытался разобрать замок, но медные накладки надежно хранили секрет запорного механизма. Расшатать дверь на петлях не удавалось, дверь стояла, как влитая, бесполезно было дергать за ручку, толкать ее плечом, лишь когда он просунул в щель между косяком топор, и занес руку со сжатым в кулаке тяжелым молотком, он понял, что нельзя взламывать эту дверь, нельзя вероломно вламываться в сказку, иначе она исчезнет, пропадет, растворится окружающем реальном мире без следа; если он выдернет эту дверь из стены корнями, то наткнется на тыльную сторону кирпичной кладки, всю в пыли, паутине, пахнущую затхлой пустотой, и никогда не найдет источник завораживающих звуков, ласкающих его слух каждую ночь. Он провел ладонью по шершавым доскам, как бы извиняясь за свое кощунство. Дверь дышала. Он чувствовал, как сквозь пальцы струится теплый ручеек. Присев на корточки, он заглянул в замочную скважину. Нужен ключ. Эту дверь можно открыть только ключом. К такому выводу пришел он, изучая внутреннее строение замка, насколько это позволяю ему освещение Как сделать слепок, он не знал, а спрашивать у кого-нибудь не хотел. Он не хотел никого, даже частично, посвящать в свою тайну.
День за днем он ходил по рынкам и лавочкам жестянщиков, пытаясь объяснить, что именно он ищет, когда находил нечто похожее на то, что рисовало ему его воображение, он мчался домой с новоприобретенным ключом и. едва дождавшись ночи, с дрожью в руках и коленях, подкрадывался к заветной, поющей на разные голоса, двери и ... неизменно терпел неудачу. Ключ не подходил, дверь не желала посвящать его в свою тайну, наполняя дом сладостными звуками, заставляющими его то плакать, то безудержно смеяться, они то убаюкивали, а то настойчиво-тревожными нотками держали его в напряжении. И никогда не повторялись. В основном это были звуки природы: шум ветра, пение птиц, шелест прибоя, знакомые ему, которые он мог сопоставить в своей фантазии с реальным действием. Но иногда он не знал, что именно он слышит и скорее интуитивно, чем сравнительно, понимал, что неведомый ему ранее звук - это звук ниспадающего на землю солнечного луча, или расцветающего бутона, или взметающегося ввысь на рваных белесых крыльях утреннего тумана. И осознание того, что он слышит звуки, недоступные более никому, приводило его в неописуемый восторг. Он ничего не понимал в происходящем, он сходил с ума от непреодолимой жажды познания этого совершенного чуда, он плакал, бессильно уронив голову на ладони, обиженный своей беспомощностью, но с приходом нового дня, вновь и вновь отправлялся на поиски ключа, ненавидя дневной свет, позволяющий ему видеть, но оставляющий его глухим.
Но иногда за дверью стояла тишина. Первый раз это случилось, когда за замерзшим окном в лунном свете искрился первый снег. Он гладил дверь ладонью, нежно, как будто ласкал женщину, затаив дыхание, прислонял ухо к теплому дереву, разговаривал с ней, умолял, но все тщетно. Его отчаянью не было предела. Он впервые со всей четкостью понял, но не может больше жить в беззвучном мире, и если звуки никогда больше не вернутся, то он просто умрет, изможденный бессмысленностью своего существования. Его молитвы не оставались не услышанными, и уже в следующую ночь потусторонний мир звучал вновь, гремя грозами, шурша ливнями, звеня ветрами, еще более радуя и пленяя. Со временем он научился выделять из общей многоголосицы отдельные звуки и складывать из них мелодии. И тогда он отчетливо слышал человеческие голоса. Это был женский голос, потрясающе мелодичный, гармонично вплетающийся в любую оркестровую композицию, будь то прелюдия погожего летнего денька, или симфония шторма. Приблизившись к двери, он разговаривал, и ему казалось, что по ту сторону его слышат. Голос вкрадчиво отвечал ему, поначалу робко, затем смелее и казался ему очень знакомым. Из замочной скважины и щелей вдоль притолоки струился нежный солнечный свет, слабо мерцая в такт звукам, он подставлял ему ладони, пытаясь удержать в руках частичку неведомой, скрытой от него дубовой дверью, жизни. Той жизни, которая манила его, но оставалась недоступной.
Он потерял счет времени. Не замечая, что в разгаре зима, он жил летними днями, порождаемыми упоительными звуками закрытой двери Лихорадочно ища способ открыть дверь ключом, он совсем оторвался от реалий окружающего его мира. И вот однажды, когда он, сидел на полу, прислонившись спиной к ножке кресла, и слушал, как резвятся за закрытой дверью стрижи, как проплывают по небу кучные облака, как осыпается пыльца с лапок пролетающей пчелы, как расправляется в солнечном луче лист придорожника, его осенила совершенно простая и очевидная мысль. От охватившего его волнения, он оцепенел и долго не мог прийти в себя. И как же такая элементарная догадка не пришла в его голову раньше!
Сколько бессонных ночей он провел здесь, сидя на полу, ловя каждый шорох доносящийся из-за двери, упорно игнорируя такое простое решение проблемы!
Он встал. Медленно, словно мальчишка, который боится быть застигнутым врасплох за каким-нибудь непристойным занятием, подошел к заветной двери. Звуки стали отчетливее. Он снова услышал одобрительный женский голос и детский смех вдалеке; он слышал, как хлопает крыльями пролетающая бабочка, как лопается набухшая почка, как сочится по белоснежной коре березовый сок. Он стоял в нерешительности перед дверью, чувствуя аромат вешних садов и невспаханной земли, наконец, обернувшись и бросив последний взгляд на умиротворенно спящую комнату, поднял руку и тихонько постучал.
Дверь гулко отозвалась, усилив робкое прикосновение его пальцев до колокольного звона, она будто встрепенулась ото сна, он услышал ее вздох, не то облегчения, не то радости, по темным, в угловатых разводах, доскам пробежала дрожь, перекинувшаяся, сначала на его ладонь, а за тем и на все тело, звонко лязгнул замок, и дверь подалась. Острый клин яркого солнечного света ворвался в укрытую ночным полумраком комнату и стал стремительно приближаться к нему. И когда он весь оказался поглощенным этим ласковым лучом, перед его взором открылся потрясающий, благоухающий пьянящими ароматами, звенящий природными звуками мир, еще более великолепный, чем тот, который рисовало его приземленное воображение. И на пороге распахнувшейся дубовой двери, улыбаясь ему и протягивая навстречу руки, стояла неземной красоты женщина, голос которой он слышал каждую ночь.
Он узнал ее без малейшего промедления, потому что все это время, с того самого дня, как он поселился в старом доме, он видел ее в каждом своем беспокойном сне. В те короткие мимолетные часы, когда он спал, убаюканный ее пением под аккомпанемент цветущих садов, она являлась ему во всей своей красе, ласково прикасаясь ладонями к его щекам, стирая с них слезы, звала его с собой. Он пытался приблизиться к ней, но как это часто бывает в снах, ноги не слушались его, тело словно налитое свинцом, оставалось неподвижным, а она уплывала, и взгляд ее таял вдали, превращаясь в пару сверкающих голубых звездочек, самых ярких на огромном звездном небосводе.
И теперь этот мир, о существовании которого он давно уже знал и мечтал в нем жить, распахнулся перед ним ее объятьями. Его заточение закончилось. Он прижал ее к груди, не скрывая своих восторженных слез, он целовал ее глаза, губы, волосы, он ласкал ее нежные плечи, упиваясь своим долгожданным счастьем, и все звуки, слышимые им ранее, слились в один единый ритм, вторящий биению ее сердца и пополнились двумя новыми, не звучавшими до этого мгновения, словами:
- Любимая! - Шептал он, вдыхая аромат весенних трав, дремлющий в ее шелковистых волосах.
- Любимый! - Отвечала она.

Дверь

оценить стихотворение "Дверь"