И все творения и твари...
Ирина Гирлянова
Ирина Гирлянова
Гирлянова (Архипова) Ирина Вениаминовна, любительница забавных котов и занимательных фраз, предназначает эту книжицу своим единомышленницам и однодумицам, с которыми когда-то варила кашу, а также узкому кругу населения, до которого, возможно, эта книга дойдёт.
Надеюсь на понимание некусачих животных и людей, на внимание потенциальных спонсоров и снисходительность издателей.
Отдельная благодарность – павшим деревьям – за бумагу для этой книги.
***
На всё ищу в природе подтвержденье
( и объясненья черпаю, учась!):
на материнство, на деторожденье,
на вводную и выводную часть.
Ищу в природе, как в начал начале,
причины и почины тех времён,
где царственность свою не замечали,
и человек средь прочих был рождён.
Так, видимо, задумано не нами,
что « глупый пингвин» на умней сто крат,
не чванясь величинами, чинами,
не похмеляясь с самого утра.
Он трескает рыбёшку за рыбёшкой
и продолжает свой пингвиний род…
А мы, «цари», ко рту подносим ложку,
иль к ложке тянем рот наоборот.
Жить – чтобы есть! Но вот какая штука:
попробуй им, пингвинам, докажи,
что есть на свете вечная наука –
питаться, чтоб, подпитывая, – жить!
Перенося утраты и увечья
в своём краю заветренной земли,
я этот мир хоть чуть очеловечить
хочу в чучеловедческой пыли!
***
У братьев меньших есть свои дела -
собачьи, погаечьи, кошачьи…
Природа указание дала:
по-человечьи – людям лишь ишачить.
И Бог сказал: трудись, покуда в прах
не возвратишься, землю удобряя,
рассеивая труд свой на ветрах,
в поту своём добившись урожая…
А правда ведь! Не сеют и не жнут
все божьи твари, окромя Адамов, -
для Ев, проевших голову упрямо
за жатву жратв и плюс – за красоту!
И потому, подняв трубою хвост,
кот знает для себя, как Киплинг, цену…
И им, котам, везёт обыкновенно, -
успевшим возле Евы занять пост…
Нам дали их – попользоваться! Чтоб
от скуки мы не вымерли до срока,
жило чтоб что-то в комнате пустой
и не было бы так в ней одиноко;
чтоб стимул был, - не только спать и есть,
пасти корову, кур кормить на даче…
Какие ж мы! Мы – хищники! Иначе
как эту правду мыкать на земле?
Чтоб жарить мясо – развели огонь.
А пёс подхватит кость, хвостом виляя,
и голову подставит под ладонь.
И мы его на жизнь – благословляем!
Хоть говорят, что хуже всех зверей
бывают люди, нелюди отродья…
Но это – исключение сегодня…
Мы верим в это у своих дверей…
А как же святость? Дух Святой, скажи,
вернувшись к плотоядности вопроса,
желающим так долго-долго жить,
как черепахи на Галапагоссах?
***
Умно разделен мир
на женщин и мужчин.
Мерцает меж людьми
горение свечи.
В том феврале, что лют
и от зимы ослеп
любви не тороплю
в единственном числе.
Средь зряшной суеты
не зря, презрев уют,
февральские коты
по-мартовски поют.
Вот лапы – дважды две,
вот вертикаль хвоста…
Спасёт ли в суете
всё та же суета?
Срываясь после сна
без видимых причин,
да здравствует весна
для женщин и мужчин!
И спрятавшись в сугроб
превратностей и лжи,
мы – разделились, чтоб
не властвовать,
но жить!
***
Мне это в жизни не дано.
Как жаль, но не испить из чаши.
Кто на меня рукою машет,
а кто махнул уже давно,
а кто и не рукой махнул
и положил для равновесья
в другую чашу чары бесьи
и чарку чая не одну.
Не мне дано предугадать,
как слово всуе отзовётся…
наделена была я солнцем
терпения на все года,
как компенсацией утех,
что все творения и твари
сполна порой друг другу дарят
сквозь слёзы, стоны, грех и смех.
Так солнцу я себя отдам!
Оно согреет и не спросит,
откуда осень или проседь.
И будет рядышком всегда.
***
Не солнце – одуванчик!
Пушисты облака.
Лопочет и судачит
болтливая река.
Безвестная пичуга
с трясущимся хвостом
мотается по кругу
с мелодией простой.
Кукушка обещает,
что проживу сто лет…
Из травяного чая
я собрала букет.
в обнимку с тишиною
сижу, как будто сплю.
Желание покоя
прохладой утолю.
Здесь солнечные пятна
не в силах смыть вода.
И это так понятно.
И это - навсегда.
Я будто бы сбежала
от суеты и дел.
Я не вернусь, пожалуй,
в заделанный удел.
Здесь я найду лекарство,
что осаждает муть.
Есть что в подводном царстве
понять и помянуть.
Здесь – полная свобода,
камыш - один в один,
а мы на огородах
не разгибаем спин.
Хоть незадачлив дачник,
удача дня – при мне!
Душа моя – прозрачна
до камушков на дне.
Река.
Послушно слушая «врачей»
и чтя, как «Отче наш», начальство –
от новоизбранных ключей
ручьём должна была начаться;
все мели преодолевать,
кружиться в зарослях ожины
и огороды поливать
свои, и что важней, – чужие.
По половодью подлый лёд
гнать до победы, до устатка…
Но что-то сдвинуло моё
предназначенье из порядка.
И вот – беспомощно стою.
Гляжу на глянцевые «хари»
и кипячёный воздух пью,
когда меня, как воду, варят.
Речной народ мой и земной,
все земноводные и рыбы,
живут и прыгают со мной.
Не скажет ни один «спасибо».
Терпенья тоненькая нить -
когда-нибудь, но оборвётся…
Я – лужей высохну на солнце.
Спаси вас, боже, и храни.
Рыбье.
Бьюсь рыбой об лёд, рыбой,
и полную жду луну.
Кому-то скажу «спасибо»,
кого-то непомяну.
И, если расслаблюсь малость,
не выплесну водоём.
Полно ещё нас осталось:
тасуемся, но живём.
В моей захирелой луже –
таращится бубырьё.
Мне воздух, конечно, нужен
и плавание моё.
Чешуйка лежит к чешуйке, -
ну, разве не хороша?!
Поймаете – что же, жуйте
без вилки и без ножа.
Стрекательных клеток – нету!
Зубов и подавно – шиш.
Из тьмы пробираюсь к свету,
там с удочкой ты стоишь!
Лови, коль поймать охота,
любитель мой, рыболов.
Я, может быть, - для полёта!
Но тычусь об лёд без слов.
***
Комарик, он не тварь, -
творенье божье.
Зудит средь тишины,
пока живой.
Садись, садист!
Я подставляю кожу.
Давно летаешь
ты над головой!
Хватает же у мелочи
терпенья!
Для них – вся жизнь,
для нас – один хлопок!
Комарик, он гудит,
как самомненье.
Для памяти
его нам создал бог.
Глядите,
теплокровные гиганты,
на что способен,
сохраняя пыл,
комарик,
мух спасавший импозантно,
как нам Чуковский
в детстве заявил.
Хоть позудеть
над гиблой жизнью нашей!
В терпеньи –
вечер целый напролёт…
Комарик, то ли машет,
то ли пляшет
над головой…
и жизни не даёт.
***
Жужжала муха. Билась об стекло
и каждой лапкой недоумевала:
-Куда ж-ж пространство лётное пропало,
и протяж-ж-женье летнее ушло?
В прострации бросалась битый час
к просветам окон, головёнкой тычась…
Мух не жалеть – давно вошло в обычай.
И мухи тоже не жалеют нас.
Жужжат, жужжат…Их туча или рой,
стада и стаи… не слоны ж летают?!
И веются не только над цветами,
но и над худшим веются порой.
И если муха – на тебе, ты что ж?
Оно! Продукт большой переработки!
Я слышала, как муху крыли тётки,
«под мухою» скрывая нетерпёж!
А мухи – глухи! Или нет, - глухи.
И льнут не к книжным,
к продуктовым полкам…
Рифмованные мысли, не стихи
летят, как мухи.
Только толку, толку…
***
Когда на сердце маята –
сгребаю на руки кота,
и иногда, хоть это вздор,
с ним начинаю разговор:
-Ты, Васька, плут! Ты, Васька, гад!
Ты исцарапал всех подряд.
А я тебя, гляди, терплю!
И выделяю по рублю
тебе на рыбу, дармоед…
И Васька жмурится в ответ.
Я продолжаю. Тот же тон.
-Скажи, любить тебя за что?
Ленивый, глупый, шебутной…
Смеются мыши над тобой!
Позоришь весь кошачий род
ты, шалопай и обормот.
Бандюга ты средь бела дня…
И Васька слушает меня!
Перехожу на новый круг:
-Ты, Васька, - враг! Какой ты друг?
Ты ободрал вокруг давно
всё то, что не разрешено,
не понимаешь ни черта, -
моя не вечна доброта!
…Забавна человечья власть! –
на Ваську я оторвалась.
Мой Васька внял свою вину,
перевернулся и заснул.
Дружище, не попомни зла!
Хозяйка – душу отвела.
***
Я – кот. Я на тебя похож.
Вся та же масть и спесь.
Не выношу собачьих рож,
конфет не стану есть.
И если гажу иногда,
то вовсе не со зла…
Ведь нету пользы без вреда.
Понять ты не могла?!
Хозяйка, я сказать хочу,
Что помню об одном, -
мяукаю или мурчу,
иль вою под окном, -
ты пустишь внутрь, откроешь дверь
и блюдце мне подашь!
Тебе ведь нужен в доме зверь!
И дом – не твой, а наш!
Я, как мужик, живу в раю:
я лазаю везде,
еду мне вовремя дают,
пускают спать в постель…
Я на коленях, в теплоте,
прописан как родной.
Весна? Пора плодить детей?
Кошачьи песни пой!
Мышей ловить? Всегда готов!
(Пока их в доме нет.)
Я – самый чёрный из котов,
когда потушен свет,
когда во тьме горят глаза,
весь мир очертеня…
Я – кот. Я этим всё сказал.
И не буди меня.
***
Наелся, выспался – и попросту сбежал.
Втихую. По-мужицки одинаков.
Пропажу обнаружила, дрожа
От холода осеннего и мрака.
Не верила! Искала - битый час
по всем тропинкам и по всем дорожкам,
и от обиды капала из глаз
роса… Солоноватая немножно…
Всё сходит с рук, как будто с грязных лап!
И грешный сон, как совесть, непробуден!
Я думала, закончился этап,
когда меня обманывают люди.
Но вот, опять, - мышиная возня,
и тяжело, и не спасают стены.
Зачем же было приручать меня
и ластиться тепло и откровенно?
И уверять, что всё наоборот,
и преданность разыгрывать неловко?
…Бал нагломордый рыжий Васька-кот
достойно заменён на мышеловку!
***
Кот средних лет
глядел на белый свет:
-Ни «вискаса», ни «фрискаса» нет вволю.
Кот рассуждал, что счастья в жизни нет,
и жаловался кот на злую долю.
На «гульки» не пускают до «схочу»,
и кошку - нет, не доставляют на дом.
А если гладят – то всего чуть-чуть,
ему ж вниманья постоянно надо!
Кот рассуждал, что жизнь он прожил зря,
ни разу не подрался ошалело.
Служил - игрушкой, честно говоря,
и получал еду за это дело.
Забыли люди, что он тоже зверь,
а вовсе не подушка от дивана…
Кот – рассудил. И - вышмыгнул за дверь.
Прочь от людей и мыслей окаянных.
…Кота хватились лишь часам к шести.
Пришли с работы взрослые. И дети
любимцу захотели поднести
особенных каких-то «китекетин».
Ан, нет кота! Ни по каким углам.
Хоть долго звали и везде искали…
А кот дрожит от холода в подвале,
забившись до хвоста в какой-то хлам!
Кот думал, что он зверь – на целый свет,
и нет умнее и красивей зверя.
Глядь, никому и дела даже нет,
есть он иль нет, едва ушёл за двери.
Наподдавали ни за что пинков,
соседский кот хватил когтём за уши…
Не всё в свободной жизни так легко.
Но кто бы предостереженья слушал!
Кот вырвался на волю. Воля – зла.
На что коту голодная свобода?
Родиться нужно диким, чтоб смогла
вопить его кошачая природа!
Кот одомашнен где, когда и кем -
не знают ни коты, ни люди даже.
А только жаль, что в нашей суете
и на котов случаются пропажи.
Кот – член семьи. И, видно, дорог - этим.
Никто не гнал, не крикнул даже «брысь».
Кот! Рассуди, подумай и вернись!
К обязанностям собственным. И к детям.
***
Кошачья философия проста:
ешь до упора, грейся там, где можно.
И находи укромные места
среди вселенской грязи бездорожья.
Живи одним, своим кошачьим днём,
но не грызи костей, как та собака,
что вечно бьёт хозяин. И при нём
будь ласковою шельмою однако.
Чтоб не пинали сапогом зазря –
показывай когтищи временами…
Но если плохо кормят – дело дрянь!
С людьми хитрее будь, общаясь с нами.
В конце концов: внесли котёнка в дом, -
так отвечают пусть за это дело!
Котёнок вырос, стал большим котом,
хоть времени немного пролетело.
Кто главный в доме? – Ну, конечно, кот.
Он – конкурент всем нашенским мужчинам.
Где хочет - ест, гуляет он и пьёт,
при этом завывая беспричинно.
Завидуете? Да, он в сердце брешь
найдёт у женщин, ластясь и мурлыча.
Кот, он – хозяин в доме, во дворе,
в подвале и на крыше, как обычно.
Но, если кот породист и здоров,
и если более заняться людям нечем,
снесут кота под скальпель докторов,
которые не лечат, а калечат.
А что потом? А суп с котом! Пушист,
он будет жить, не помышляя даже,
чтобы завыть, как мартовский артист,
средь злобной тишины многоэтажья.
***
А кот строит дома погоду –
уже не жратвы, а вниманья!
И женской любви на диване.
Ещё – «до потилиці льоду!»
Требуется прохвосту
(да и бесхвостым тоже)
нежность моя, что просто -
так на любовь похожа!
От скуки – капризы. Те же,
что и у нас, двуногих:
срочно подайте нежность!
Кот сидит на пороге.
Чисто мужская прихоть –
гладь! А не то – покусаю!
Гляжу на морду с усами.
Словами сюсюкаю тихо.
А кот, как малой сыночек
(мной не рождённый сдуру!), -
топчет клавиатуру.
Не любит компьютер – очень!
Не дружит с компьютерной «мышкой», -
ещё разгрызёт, пожалуй!
Кот шалит, как мальчишка.
За что я его обижала?!
Взяли – значит, терпите
выходки и манеры.
Кот – посторонний зритель.
И ни при чём, наверно.
Всё это – ваши замашки,
домыслы и допущенья.
Биты горшки и чашки
роскоши необщенья.
Но как иногда захочется
вдруг изменить расклады!
Бесимся – от одиночества.
Так тебе, кот, и надо!
***
Кот плюхнулся на книжку: - Хватит чтива!
Вернись «назад»! Ко мне в «сейчас» вернись!
Я – славный котик, шустрый и игривый.
И не сержусь, когда кричишь мне «брысь!»
Я – разлинеен в рыжую полоску.
Ты удели мне время для игры!
Ведь я же – твой! Я твой котяра – в доску!
И презираю грязные дворы.
По молодости, я тыняюсь всюду
и верю всем, и лащусь как могу…
А выучусь, - и я учёным буду.
И в Лукоморье с цепью убегу.
Пока же я – беспечный и весёлый,
хоть замираю от собак весьма…
Пусть у котов – своя, собачья школа.
Но не бывает горя от ума!
***
Висит объявленье:
(оно не от скуки!)
«Возьмите котёночка
в добрые руки!»
Без денег! Ведь он
не сиамский, не перс…
Кому-то ведь нужен
в дом кот позарез?!
Возьмите! – Игрушкою
иль мышеловом.
Вам будет сказать кому
доброе слово.
Возьмите для деток, -
заботились чтоб…
С подарком таким
не сравнится ничто!
Возьмите! Он будет
мурчать и мурлыкать.
(Орать под окном, когда вырастет, -
дико!).
Но это – потом!
Вот, пушистый клубок, -
родился! И всё тут!
Иначе не мог.
На счастье, -
пустите кота по квартире!
Вот лапа на дружбу!
Все лапы – четыре!
Не уж то, он лишний
на вашем пути?
Хозяева!
Вас ведь так трудно найти!
***
Всё зачеркнуть!
И взять себе котёнка.
И новой жизни
радоваться снова.
Душа живая –
этажей потёмки,
многоэтажность и продажность слова.
А этой малой жизни животинка –
твоя без слов!
Ты за неё в ответе.
Животные –
они всё те же дети.
Без лжи и блажи.
И за то – простимы.
Хлопот пусть и забот излишних –
куча,
но открываешь дверь –
тебе так рады!
Животные нас жизнь любить научат.
И это нам за жалость к ним награда.
***
Кот, как ребёнок, просто просит есть.
Он просто пресмыкается пред нами.
Кошачья удаль и кошачья честь
в процессе эволюции сникают.
Когда-то жил охотой на мышей,
и Киплинг нам сказал, - был дикой тварью, -
теперь игрушкой стал для малышей
и терпит, если душат и ударят.
Кошачья честь, охотничий инстинкт,
так спрятан глубоко, - почти не видно.
И целый день котяра в кресле спит,
как мужичок. (В сравнении обидном!)
Но в женском сердце он отыщет брешь:
мурчит он нам рулады или трели,
объект вниманья и партнёр в игре,
и грелка в одиночестве постели.
Он – самый лучший психотренажёр!
Себе и нам, психичным, он – психолог!
Бывает приставучим, рыжий вор,
и детски, но-котёночьи, весёлым.
Прощаем всё когтищам и усам!
И компаньона – любим, будто дуры!
Я, вопреки Асадову и псам, -
ценю кошачью мягкую натуру.
***
Негуляный котик влипает в окно:
примерился к форточке рыжий давно.
-Ни шагу из дома! И брысь под кровать!-
сказала хозяйка, которая мать.
А март набирает свои виражи –
там кружится мир, настоящая жизнь,
там в мусорных кучах гуляет братва,
и громкое «мяу!»- не просто слова.
Котовское дело – прорваться во двор,
где сладко поёт озабоченный хор,
где Барсик – контральто, а Мурзик – фальцет,
где целую ночь можно слушать концерт,
иль драться за дам до последних когтей,
где вечна природа кошачьих страстей,
где кошки – подушкой…
-Иди, раз невмочь!-
сказала хозяйка, которая дочь.
***
Не свора, не стадо, не стая –
компания смелых котов,
гуляла в ночи, завывая.
(Мы все их не любим за то.)
И просто компания пела
кошачую песню одну,
в которой поётся про смелых
котов… Я опять не усну.
Я крикну им «брысь», что-то брошу…
Я даже попала почти.
…Звучит серенада для кошек.
(С кошачьего б перевести!)
«Мур-мяу» - и «wow» покруче,
и русских словес не слабей!
Великие страсти озвучит
и выдаст ансамбль, хоть убей!
И «Мурку», и песню про киску,
про чёрного песню кота…
Искусство ведь требует риска,
как требует жертв красота.
И, «Бры-ы-сь!» - раздаётся с балконов,
вниз камни летят, кирпичи…
Но кошки поют непреклонно.
Хоть плюйся на них, хоть кричи.
А как же! Искусство – в фаворе.
Коты – музыкальный народ.
…Мой Кузька - сидит на заборе.
Уроки, паршивец, берёт.
***
Такое вот дело. Нет, - дельце.
Пусть гром разразит, коли вру.
Котовое теплое тельце
Прижалось к плечу по утру.
Спросонья – такого учудишь, -
я шёрстку рукою треплю…
В тепле так нуждаются люди!
Я – в том, кого жду и люблю.
И что тут попишешь, что скажешь?
Разводит людей суета…
Единственный первенец Маша
умчалась, подбросив кота.
Пусть это смешно и чревато
средь старых историй и стен,
но дети – уходят куда-то,
котов оставляя взамен.
Что ж, рыжик, лежи на подушке
и местные песни мурчи…
И грей меня тельцем тщедушным.
И душу мою – облегчи.
Когда тяжело и разбито,
когда наугад и взашей…
Ты муркнешь: - Я жив и упитан!
А ты? Наловила мышей?
***
А нос – прикрыть хвостом, ввернувшись в плед!
Барометра точнее Кузьки нет.
Действительно, то снег, то дождь на стёклах,
и холоднее стало. Сыро, блёкло…
А грязь с водой? А отопленье? – Бр-р-р!
И кошки не выходят из квартир!
Кот захотел, чтоб стало всем теплее, -
пушистым брюшком радиатор греет,
геройски распластавшись под окном.
Пять секций он сжимает в лапах! Но
старается напрасно наш Кузяка!
Ведь холодна, как прежде, железяка.
И так, и этак ладится наш кот,
но ничего в разводке не поймёт.
Не обогреть весь мир! (То бишь, - квартиру!)
Размаху лап не хватит, шерсти, жиру.
Да и желанья, видно, больше нет…
Кот – спрыгнул с батареи… Где мой плед?
Как надоели Кузьке штучки эти!
Котов не уважают «Теплосети»,
И Кузька вас не любит больше, вот!
Он – мёрзнущий, но очень гордый кот!
Всё на котов спихнуть хотите, люди?!
Вас Кузька даром больше греть не будет!
И, если бы его спросили мненье, -
под хвост коту такое отопленье!
***
Кота – под бок, и на подушку снова…
Я, кажется, сегодня нездорова:
то бросит в жар, а то трясёт озноб…
Ах, что б тебя, микроб! Подох ты чтоб!
Но кот – сидит со мной. Он – лекарь вроде.
Он никуда с постели не уходит.
У них, котов, методика своя –
лечить своим теплом!… Уснула я.
И снится мне, что я лежу в палате,
что денег на лекарства мне не хватит
и негде взять… И боль висок сверлит,
и у меня такой несчастный вид…
Болит – везде! И выхода не вижу.
Но…дверь открылась, и подходит ближе
приятный доктор… и заводит речь:
-Здоровье нужно смолоду беречь,
не нервничать напрасно, кушать сливки,
есть рыбу, мясо…делать все прививки…
ходить гулять почаще и пешком…
и ужинать топлёным молоком…
и больше спать, сил набираться чтоб…
Мне доктор руку положил на лоб,
привстал с кровати, ласков так и прост…
А под халатом белым – рыжий хвост!
***
Никто средь человечьей суеты
не думал никогда - вы мне поверьте,-
куда уходят умирать коты,
чтоб нам не видеть их кошачьей смерти.
Их по дорогам бегает – не счесть!
Собаки им нередко портят шкурку.
Натравят – перекусят! Случай – есть.
При бультерьерах есть ещё придурки.
Кошачья смерть, нередко – ни за грош,
от пьяной злости иль от детской, - точно.
И вдоль дорог, куда ты ни идёшь, -
раздавленные кошки у обочин…
Хоть нам без них людских хватает бед,
(но не стоит вопрос ведь: или – или),
притормозите на зелёный свет,
большие дяди на автомобилях!
Хвостатый кот! Ты – глупый пешеход,
тебя, бродягу, не учили в школе…
Несчастный случай! – мне ответят. Вот!
А на земле – людской хватает боли.
Но мы – всё те же кошки и коты!
Пусть в чём-то больше, или в чём-то меньше…
И скрашивает жизнь средь суеты
братва кошачья у поживших женщин.
И у окна какого-то беда
проплакала глаза и ждать устала…
Ведь, есть же в людях доброе начало?
Ведь, мы же всё же люди, господа?
***
Ах, эти белые коты!
А рыжие – ужо, тем боле.
Вам только дай тепла и воли,
вы сразу броситесь в кусты.
Иль в душу влезете, скользя
пушистым телом виновато…
А вы – не люди! Так нельзя:
мурлыкать за натуроплату.
И ревновать, и воровать
вам, будто людям, не пристало.
Ведь, в вас – животное начало.
И вы – не верите в слова.
Души, по всем канонам, - нет
ни в вас, ни в прочей божьей твари…
Бывает, нелюди ударят,
на вид - приличные вполне.
Бывает, вам – сытней чем нам.
И ни за что - дают медали…
Не сдохнет с голоду в подвале
котов достойная страна!
***
Я вся поцарапана зверем.
Из лучших его побуждений.
Я зверю как будто бы верю, -
такой он пушистый с рожденья!
Он – белый такой и пушистый,
что кажется нежным и мягким…
Но дремлет угроза для жизни
в неслышно ступающих лапках!
…Спишу всё на «время и случай».
И даже в сердцах – не ударю.
Устроены чище и лучше,
чем люди, все божии твари.
Еда – без претензий особых!
Одёжа? – Есть шерсть или шкура!
Что в этом поэзии, чтобы
котов мы любили, как дуры?
Кто в женское сердце залезет, -
царапайте! Терпим и таем.
Ведь мягкость есть даже в железе.
И звери - сживаются с нами.
КОШКОТЕРАПИЯ.
Стук двух сердец (моё - кошачье,
что уместилось рядом с ним),
он ровен и спокоен. Значит,
любимец шерстяной – любим.
Он тельцем маленьким согреет,
прильнёт доверчиво к плечу…
Он успокоит, как сумеет.
Я нервы – кошками лечу.
Их проживало здесь немало
и было счастливо при том,
здесь мебель мирно ободрало
три поколения котов.
Бог с ними! Суета и бренность.
Потусторонний приняв вид,
загадочны, как даль вселенной,
как шёпот древних пирамид.
Как дар природы – твари эти.
Потом – с котом, известно, суп…
Но лишь животные и дети
тоску животную спасут
о первозданном, быстротечном,
о том, что растеряли мы…
Купите кильку подопечным.
И защитите от зимы.
***
Возьмите котёнка, как будто ребёнка.
Инстинкт материнский обманете тонко.
Кошачии дети – быстрее растут,
ни в школу не нужно и ни в институт,
и дальше проблемы - не ваши, «кошачьи».
Вы лишь поигрались в любовь. Это значит –
подрос, подучился и прыгнул за дверь…
Он, всё-таки, кот. Не ребёнок, а зверь.
Желанье заботиться – людям знакомо.
Возьмите котёнка и сбейте оскому.
В себе обманите ответственный ген.
Погладьте котёнка и сбросьте с колен.
Совсем ведь другое – дитя человечье.
Вы груз неделимый берёте на плечи.
Всю жизнь вам нести этот избранный вес,
пусть даже устали и сник интерес.
А вы тренируйтесь пожить на пределе
вниманья, терпенья… А что вы хотели?
Живое – животное… Куча забот…
Что? Вам надоело? А это лишь кот!
Себя проверяйте на твёрдость и хлипкость
терпеньем, терпеньем, терпеньем великим.
И стоит ли уподобляться зверью?!
Возьмите котёнка, я вам говорю!
Отделайтесь маленьким злом от идеи.
Животным своим безраздельно владея,
подумайте, кто вы. Сумеете ль вы
от воплей котовых потом не завыть?
Инстинкты – хорошая вещь! На природа
людей отделила от разного рода.
Научитесь помнить, любить и прощать.
Ответственность за существо ощущать!
***
Пусть кто-то дышит рядом!
Хотя бы даже кот.
Хотя полдня он кряду
неистово орёт.
Хоть воет без причины
и требует мясца…
Кот, как любой мужчина,
мужчина - до конца!
Усатый и пушистый,
всегда лизать готов
себя, чтоб было чисто
в хвосте и под хвостом.
Он валерьянку чует
за километр! «Алкаш».
Обидеть не хочу я,
но вор котяра наш.
Он клептоманит мелко.
Не раз был пойман, вот,
когда тащил тарелку
с котлетою наш кот.
Он жадиной и жмотом
над рыбою рычит.
Такая есть работа:
разбойничать в ночи.
Охотник на колбаску,
он хищно смотрит вслед…
Про Лукоморье сказку
не уважает, нет.
Зверюга есть зверюга.
Ещё, поверьте, та!
Воспитывайте друга
из своего кота.
***
Кусаться, кусаться, кусаться!
Зубами кого-нибудь – кусь!
Кота переклинило, братцы.
И я его даже боюсь.
За что?! Не за дело, за тело!
А все оттого, что – весна!
Как птичка, в окно залетела
и дразнит котяру она.
Домашним был кот и спокойным,
лишь снились охота и страсть.
На кухне вкушал он достойно.
И ластился мило с утра.
И вдруг… Это первое марта,
что сводит кошачьих с ума!
Прибавилось сил и азарта.
А дикость пробилась сама.
И хочется в жизни чего-то,
пока что неясно – чего…
Коты! Это ваша работа:
кошачье блюсти естество.
Отыскивать кошек безвестных,
пушистый поддерживать род…
Ведь, первое марта! Известно,
чего наш котяра орёт!
Вот, форточка. Прыгай, поганец!
Кусайся, ори и дерись.
Не путай хозяев с врагами.
Зубаста – реальная жизнь.
***
Животное, которое – любило…
И человек, - который не любил.
Ровняет время старые могилы
без индивидуальности могил…
Благоустройство это не нарушить.
Хоть пирамиду набекрень надень.
Собачии бесхитростные души
на души человечьи – бросят тень.
Припрятанная преданность и ласка
в нас возникают атавизмом вдруг,
когда свои пронзительные глазки
уставит в нас четвероногий друг.
Он ждёт от нас не камня и ударов,
хоть этого всего познал сполна.
Он ждёт – любви! Но это, - как подарок.
И наша в этом полная вина.
Животное, оно не понимает,
а просто – любит! Лишь за то, что «свой»!
…Тоски собачьей полуночный вой
над каменными носится домами…
***
Джиму.
Давай с тобой повоем на луну:
она – полна, и блюдцем виснет жёлтым…
Ты здесь один нашёл меня одну.
А, впрочем, я внесла тебя в кошёлке!
На счастье – лапу? Что ты знаешь, пёс,
о том, чего не ведал сам Качалов?
Что жизнь – не кость? Что сводят наизнос
хроническая злоба и усталость?
Что сводят нас в могилу, как враги,
родные наши, кровные болячки?
Стресс – будто пресс! И, боже, помоги!
Ползу, как ты! И вою по-собачьи.
Пора ведь на вопросы – отвечать.
А задавать вопросы – неуместно.
И ставит время возраста печать,
расписываясь тщательно и честно.
Мы, как собаки, (почему же - как?) –
гавкучие, по большей мере – злые,
голодные… Но псы, наверняка,
добрее нас! Хоть кость бросаем мы им.
А лапу, Джим, попросят – не спеши!
Не верь в добро породы нашей грешной.
Давай с тобой повоем. От души.
Ну, если есть она, душа, конечно.
***
Собаке, повешенной 2 апреля.
Ну, что же, пёс, - такие времена.
Тебе недолго ковылять по свету.
Икорку жрёт чиновная страна,
а для тебя и корки лишней нету.
Тебя убьют, но всё же – не съедят!
Ведь так бывает: подмахнут, не глядя.
В глаза твои собачьи не глядят
ни в министерствах, ни другие дяди.
Собаку съесть им доведётся впредь.
Собачья смерть мерещится им тоже.
Собакою – не стыдно помереть,
а жить собакой всё-таки негоже.
И с голодухи плакать в лунный час
ничуть не легче и ничем не лучше.
Ведь косточкой, зарытой про запас,
не накормить всех бобиков и жучек.
Прими, дворняга, наш великий грех.
Реформы – не твоё собачье дело.
Навешают собак ещё на тех,
кто зол, и собирался что-то сделать
Вот так и нас, не лающих «кусак»,
сведут и вздёрнут за лесочком в яме…
Прости, дружок. Затянем пояса,
и будем насобачиваться сами.
Монолог старого пса.
Сшейте из меня
шубу, что ли?
Шкуру бросьте, что ж,
жене под ножки…
Лучше уж последний алкоголик,
чем все ваши «штучки»,
«мышки-кошки»…
Незачем таким
играться с репкой.
в этих корнеплодах
толку мало.
Коль на то пошло,
скажу я крепко:
мало из меня
для мыла сала!
Нету больше сил
мытарить душу!
По дворам тащить
живот свой тощий.
Эх, кабы кобель был
дошлый, ушлый –
было б у меня
всё даже проще!
крикнут на меня -
я гавкну сзади,
замахнутся –
я схвачу за ногу!
Намотаешь вёрст
сто с гаком за день,
столько, что сто лап
пройти не смогут!
И, хоть это может
даже слишком,
но сужу по-своему,
без «лажи»:
зря вы рассобачились,
людишки!
Это плохо пахнет…
Псиной даже.
Мыкайтесь, как я.
Иль кость ищите!
Может, и найдётся,
что - послаже.
Я ж, вам навсегда –
друг и защитник.
Даже самый злющий
из дворняжек.
СОБАЧЬЕ.
Бросает в скулёж
и вой.
За что - не берёшь
с собой?!
Хозяин на поводке, -
ну, разве для счастья мало?
Ведь корка в твоей руке
желанна, как пряность сала!
Ведь я - до шерстинки – твой!
Я весело рос с тобой,
куда мне деваться вдруг?
Бежать за тобой по следу?
И я говорю: - Умру! –
когда говоришь: - Уеду.
Ударь. Закричи. Сорвись!
Собаке – собачья жизнь.
Собаке – собачья смерть.
Скорей под колёса мне бы!
Ведь, я не смогу, поверь,
продаться за корку хлеба.
В будке.
А будка – будто дом. Пространство, три стены…
И ветоши кусок, что бросили под лапы.
Вы, люди, мне по гроб за Павлова должны!
Несите что-нибудь похавать и похряпать.
Я – пёсик молодой, и радуюсь тому,
что есть кого любить и охранять у дома.
Мне будка, будто дом. Хоть скучно одному,
но кошек не пущу в собачии хоромы!
Хоть снег пойдёт, хоть дождь, - есть крыша! Нормалёк!
А там, чего гадать, подбросят костомыгу…
Собачье счастье – есть! А чёрный день – далёк.
И можно завизжать и весело попрыгать.
Есть дом, - и хорошо! Не так уж он и плох.
Подумаешь, мороз! На то мне шерсть собачья!
Умею я ловить слова, не только блох.
Я беспороден, но, как пёс – я что-то значу.
Я даже зарычу по-взрослому сейчас!
Чтоб вы боялись впредь клыков моих и хватки.
Давай, неси обед! Одиннадцатый час!
Покормите меня – и будет всё в порядке.
И в будке будто вновь по-летнему тепло.
Хоть высунуть свой нос не хочется наружу.
Ваш Павлов - живодёр! Что было – то прошло!
За всё прощаю вас я по собачьей дружбе.
Пусть на дворе – мороз, и плохо: в плошке – лёд,
собачий холод, но он ничего не значит!
Работа для собак всегда найдётся, вот, -
чтоб заработать хлеб на жизнь свою собачью!
***
Качался старый пёс.
Сквозь шкуру выпирали
голодные мослы:
до издыха охлял.
Не крест, а палку нёс,
которую кидали
ему, как будто кость,
прохожих веселя…
Был сам навеселе
какой-то хваткий дядя,
и, палки не найдя, -
вдруг камнем запустил!
Качнулся старый пёс.
Ни на кого не глядя,
пополз, куда вели
глаза…Что было сил…
Который день его
от голода крутило.
Шатался по дворам, -
и сам не знает где.
И даже выть ему
недоставало силы.
Что есть собачья жизнь
средь нелюдей-людей?!
…Когда-то был щенком,
забавным сучьим сыном,
и нюхал всех подряд,
вынюхивая то,
что не понять другим…
Так искренне просил он
заботы и тепла,
и жалости простой!
А нам бы на веку
в своём жестоком веке
самим бы ощутить
ту самую, - Любовь!
Свобода – лишь слова!
Повой о Человеке!
Понуро старый пёс
глядит на нас с тобой.
Он, может, и стянул
чего-то с голодухи.
Так короток и плох
особачелый век.
В животную страну
зазря вдохнули Духа…
Ведь получилась чушь –
не чудо – человек.
***
Святыню псам отчаянно бросаю,
но не едят, поганцы, чёрный хлеб,
меня встречают оголтелым лаем,
не подпуская «не своих» к себе.
Опять лечусь и маюсь неуместно,
врача не отличая от рвача.
Холмы и шишки на равнинах местных
прыщами и нарывами торчат.
Приемлю шутки плоских «коммуналов», -
не вышла мордой в их калашный клан.
Бездомной быть, собачиться – устала.
Пусти-ка в будку отдохнуть, Полкан!
Ты по-соседски рвать меня не будешь, –
частенько сам от холода скулишь.
Знай, что порой приятнейшие люди
воняют псиной, как и ты, малыш.
Пусти, как в крепость, погостить в конурку.
В ней блох полно, как подобает псу.
Я у тебя забудусь от придурков,
от псов двуногих и от толстых сук.
ПРО СОБАЧЬЕ СЧАСТЬЕ.
Собачее счастье – когда не бурчит в животе.
И всяких излишеств на свалках намусорят люди.
Возьмите собачку! Игрушкой для ваших детей!
Налейте ей мисочку супа. От вас не убудет.
А если когда и ботинок ваш старый сгрызёт
от скуки-тоски, от собачьей неведомой страсти –
не бейте собаку! Потыкайте носом – и всё.
И выбросьте обувь. Подумаешь, горе-несчастье!
Несчастье – когда ты не нужен на этой земле.
И некому даже повыть. Лишь луне бесноватой…
Коль нечего дать, хоть погладь и сумей пожалеть
щенят и котят. Разве в чём-то они виноваты?
Собачее счастье – казаться быть грозной и злой.
А вдруг кто возьмёт для охраны иль просто для шума?
Над собственной будущей жизнью и жизнью былой
есть повод подумать…
КОРОВЬЕ.
Пасти коров – уменье пастуха.
Пастух и пастырь, ведь, одно и то же.
Мы отъедимся, выпятив бока,
потом куда-то лезем…Правый боже!
Труд пастуха – нас отвести домой.
Сам Аполлон пастушил, будто Авель.
Лепёшкой стынет скотское дерьмо.
На воз – навоз! Засыпьтесь кизяками!
От нас ведь польза, не одни рога!
Вот, говорите, доят, как корову…
Хозяину бурёнка дорога,
пока удойна, не буйна, здорова…
А так – на мясо! К тёлкам и бычкам.
Уж лучше быть коровой, право дело.
Уж лучше наделить вам молочка,
чем свежею говядинкою – тела.
Вы нас пасёте, вы и ваши псы,
а мы ведь сами знаем все дороги;
мы отбываем на земле часы
крупнорогатых и копытноногих.
И как коровы, женщины спешат
произвести и облизать телёнка…
А вашего родного малыша-
купили, как грудинку и голёнку.
И мы – мычим! Уподобляйтесь нам!
Вот - пастыри, а вот - живое мясо.
Отремыгаем ваши времена,
как древние годины волопасов.
Пасите нас! Спасите, черт возьми!
Куда-то влезем, глаз скосив лукаво.
Мы твёрдо знаем: это наше право –
коровами ходить между людьми!
***
Огуляли, - как тёлку, доили – коровой,
а теперь, как говядину, прут на убой…
Как забьёте – съедите. И будьте здоровы!
В скотобойцы пойдёт человек не любой.
Я, коровой от страха попятившись, плачу
и протяжно мычу, чтоб узнать ваш ответ:
неужели нельзя в этом мире иначе,
потребители мяса и мягких котлет?
Мне так жаль вас, когда кровожадно и жадно
просыпается хищник… Вот, сзади шаги…
Только сказочек, нет, посвящать мне не надо,
про «бурёнушка-матушка, ну, помоги…»
Я удрала бы в Индию – слишком далёко.
Здесь же я – только мясо, породистый скот.
Оттого в ваших детях сокрыта жестокость,
что приходится вспарывать тёплый живот.
Мне так жаль этих женщин в платках и клеёнках!
Им – работа такая, и не виноват, -
(просто нечем кормить ни меня, ни телёнка)
комбинация смерти, мясной комбинат.
Я б ещё погуляла по белому свету,
надоили б на кашу себе молока…
О-хо-хо! Так хозяев хороших, ведь, нету!
И запала душа, как запали бока.
Так уж лучше убейте для песни застольной!
Хоть какая-то польза! Жива я пока…
Говорят, что коровам, - поверьте! – не больно!
Только – сразу! Не дрогнет же ваша рука?!
***
Хоть времени – ни часа,
но я смотрю с балкона
на тополя и вязы,
и маленькие клёны,
что шелестят лукаво
и машут мне ладошкой…
Смотрю. Имею право
я отдохнуть немножко?
И взор средь веток – тает…
Зелёная «нирвана»…
На жизнь нам не хватает
полжизни постоянно.
Но вдруг…
Сквозь стен потрясность,
сквозь стёкол переливы
завыли одночасно
моторы торопливо:
летят стволы и ветки,
царапая балконы…
Как маленькие детки -
поумирали клёны.
Ломает тополь руки.
Бессвязно стонут вязы.
Их обрекли на муки
какие-то заразы.
Кому то помешали?
Иль не хватает света?
А вы ли их сажали, -
вы вспомните про это!
Где будут петь синицы?
А где скакать вороны?
Что будет детям сниться, -
пеньки, определённо!
Где косточку собачка
заботливо зароет?
Где назначать удачно
свидания порою?
Какая в том заслуга –
ломать, крушить до дрожи…
Природа – не подруга.
Она простить не сможет.
Птичья песня.
Одна и та же песня у певца!
От напряженья крылышки трепещут.
Два-три коленца в песне без конца.
Немножко протяжённей или резче.
-Спиши слова! И музыку смени! –
я издевалась над пернатым вволю.
- Не можешь – не берись! И клюв заткни.
Не соловей…Куда б ты делся что ли…
«Им хорошо, папашам-соловьям!
У них такой диапазон, что люди
их слушают, дыханье затая.
А я – спою своё! И будь, что будет!» -
так птаха рассудил. Прочистил клюв,
и спозаранку – вновь одно и то же.
«Фью-фить! Фью-фить!»
Или «Фить-фью! Фить-фью!»
Как надоел! Но он не петь – не может!
У них – гнездо! Пел, чтоб развлечь семью.
И самочка от счастья, видно, млела.
Я – поняла… Солиста не виню.
На яйцах птичка в гнёздышке сидела.
И будущий папаша, распушив
всё, что имелось на тщедушном теле,
опять: - Фью-фить! (по-птичьи: будем жить!)
на дереве до вечера метелил.
…Вот так бы биться нашим мужикам.
Фью-фить – в семью! Не на другую ветку.
Что наша жизнь иль птичья – два шажка!
И подрастают незаметно дети…
«Фью-фить! Фью-фить!» - опять завёл певец.
И я его зауважала даже.
Пусть из пичуг, но правильный отец
и птичкин муж! Кто что плохое скажет?
А песня – что ж! Уж как-нибудь снесу.
Спасибо, что не воет и не лает.
Петь, ведь, дано не каждому. Я знаю.
Но главное – не песенка, а суть!
*** 22-08-2006
Не отрывайтесь от земли,
пушинкой от родного тела.
Петляйте по дорогам смело,
купаясь в роскоши пыли.
Плывите по своим морям
и в горы лезьте сумасбродно…
Но в небо – нет! Куда угодно,
но в небеса не лезьте зря!
Когда-то воспарил Икар
нелепой выдумкой Дедала…
Земли вам что ли, люди, мало?
Летанье – это птичий дар!
А людям - на своих двоих
трудиться ради сути хлеба.
Увы, наказывает небо
за попустительства свои.
Здесь жизнь не стоит пятака,
когда к земле несёшься камнем.
За воздух удержись руками
иль чем ещё, душа! Легка,
но тело тянет в смертный прах,
туда, откуда был изринут
ты, человек. В земную глину
впечатываемый на ветрах…
И, набирая высоту
не ради славы, часа ради,
«конкорды», «боинги» и «ТУ» -
дрожите спереди и сзади!
Вы – нарушаете закон.
Закон земного тяготенья.
И с нарушителями теми
суров и непреклонен он.
Горя на смертном рубеже
и жизнь, как камешек, итожа,
есть величины m и g,
и холод запоздалой дрожи.
УТИНОЕ.
Умираю. Как и многие.
Лапки скрючены застылые.
Будьте прокляты, двуногие.
Будьте прокляты, бескрылые.
Голова моя утиная –
так глупа и так доверчива!
Закисая жирной тиною,
не дожить мне и до вечера.
Кровь земли липуча чёрная…
Нефть – её вы называете.
Люди, хитрые и вздорные,
что вы в жизни понимаете?!
Под задымленными высями,
неужели вам так хочется -
по-утиному, бессмысленно,
погибать от одиночества?
***
Всё заживёт. Но не сразу.
Так же, как было доселе.
и не пристанет зараза
поводом для невеселья.
Смехом синички счастливой
станет весна голубая.
Доброе дерево – слива –
к окнам потянется, знаю.
Всё заживёт… Эта рана
нанесена не тобою.
Не замечаю изъяна
ныне, весной голубою.
Так же, как было когда-то,
или подолгу искомо,
спишет последняя дата
всё, что далёко от дома.
Ныне же трогает слива
окна зелёною палкой…
Быть абсолютно счастливой
я начинаю, нахалка!
***
К воде, к воде! Чтоб кожей ощутить
ту блажь, сопоставимую с блаженством,
и с лёгкою кокетливостью женской
по берегу отлогому пройти…
Отбросить стыд, «парео» или плед,
укутавший лодыжки и колени.
К воде! К воде, пока в ней грязи нет
и безобразий прошлых поколений,
чтоб отпечатать в ней свои следы
поверхностною силой натяженья
и солнечных касаний отраженья –
вобрать в себя… Умыться и остыть.
Природу не обманешь. Как рачки,
зарывшись в ил, свои купаем ступни…
И это удовольствие доступней,
чем заморочки ваши и крючки.
К воде! Пока есть с кем и есть куда.
На влажности моей – твоя песчинка…
Здесь все равны: личины и личинки.
Всех мирит и приветствует вода.
Вода – нас помнит. Мы ведь – из неё!
И слушает вода все наши бредни.
И ложь. И зло. Заложницей последней.
А любит нас! Волной игриво бьёт,
во влажный берег тычется пустой
задумчиво… И что вам те Канары?!
К воде, к воде… И молодой, и старый.
К ней, животворной, вечной и простой!
РАЧЬЕ.
Мы пятимся задом назад.
И всякую падаль сжираем.
В кипящих котлах умираем
и знаем: нас тоже съедят.
Зачем же вперёд нам глядеть,
пока не заполнено брюхо?
Когда отзовётся проруха,
успеем уже погудеть!
И мы, покраснев от беды,
бессилья и собственной злости,
никчёмные панцыри-кости
топорщим из жаркой воды.
Но знайте, обжоры, когда
кого-то из братии хлопотной
утянет живая вода, -
мы вас с удовольствием слопаем!
***
Какое небо, ветер, облака,
впирающие в небо лапы сосны!
Всё это наша выспренность и косность.
И новая строка, наверняка.
Пять чувств, семь нот. У спектра – семь цветов.
И, значит, есть ещё два чувства в мире:
пространства чувство – тем, кто видит шире,
и чувство времени – для тех, кто ждать готов.
А ныне, вот, - распахнут чистый лист!
Всё перепрело и перегорело.
Всё – заново. Кому какое дело
до прежних эр и сфер вокруг Земли?!
Весенняя поёт голубизна,
и день быть ясноликим обещает…
За всё и всех, и навсегда прощаю.
Не самые плохие времена.
И небеса, прошитые насквозь
лучами и молитвами идущих, -
как пробужденье гефсиманских кущей.
Живу. Из тела вынимают гвоздь.
Вернадский и Флоренский, чудаки,
жизнь видели из пыльных кабинетов.
И эту мощь, и бесконечность эту,
и вечное журчание строки,
реальность снов и сонмы мёртвых звёзд,
свой свет несущих в мир, как киноплёнку,
неповторимость каждого ребёнка…
Всё – заново. Надолго и всерьёз.
ЗЕЛЁНОЕ.
Что первое взбредёт на бренный ум:
зелёный змий или зелёный шум,
зелёная тоска иль зелень мая?
Зелёный возраст? Это – понимаю.
Зелёный возраст – восемнадцать лет.
Все это было. Суета сует.
Но это - жизни будущей основа.
Всё повторится. Как всегда и снова.
Весна в душе – как в поле зеленя.
Зовут и провоцируют меня
сойти с ума. И возрасту в укору –
тону в глазах зелёных я покорно.
А всё оно – зелёное вино.
Иллюзия, но это всё равно.
Всем хочется любить и быть счастливым.
А не бежать по жизни торопливо.
Кто против? Все, конечно, только «за»!
Пусть на зелёном отдохнут глаза,
на бархате листвы, на листьев шуме…
О малости, как милости прошу я.
Салатный! Изумрудный! Цвет волны,
цвет первого ростка и тишины
в лесной прохладе, цвет смолистой хвои…
Он и глаза, и нервы успокоит.
Еще волна… Не в море, а в полях.
Зелёная, колосья шевеля,
мне колыбельной, как картинка, служит.
Я с нею засыпаю безоружно.
О, хлорофилла ласковый прибой,
зелёный цвет! Любуюсь я тобой,
прообразом «Джоконды» и «Мадонны»,
и уважаю естества законы.
И даже синий с жёлтым помешав, -
к зелёному! - летит моя душа.
ИСПОВЕДЬ ТОПОЛЯ.
Мне столько лет, как никому на свете.
И некому задать о них вопрос.
Меня когда-то в землю бросил ветер.
Я зёрнышком упрямо в землю врос.
На перекрёстке города большого
расставлю ветви на изжаре дня.
Я - только тополь. Я не дуб Толстого.
Но разве это важно для меня?
Ведь подо мной всё так же дети бродят,
взрослеют, и уходят, и снуют…
А я – на месте. При любой погоде.
Люблю вас всех на голову мою!
И выхлопы, и выстрелы звучали, -
я помню многих. Стольких пережил!
В моём нутре – печати всех печалей,
а под корой – бугры набухших жил.
Я – только тополь, но признаюсь честно :
мне повезло в родном краю земли.
Меня, для стольких расчищая место,
ломая, - не спилили, не сожгли.
И, ветви раскорячив здесь коряво,
я – радуюсь. У жизни на краю,
дождю и солнцу воздавая славу,
я с каждой птичкой малою пою.
Растелепав весенние серёжки,
аллергикам – весёлый пух шугну.
Друзья мои! Потерпите немножко?
И я имею право на весну.
На жутком фоне мировых событий
я – постоянства местного оплот.
Прошу вас, обнимите, не рубите!
Я ожидаю вас который год.
Который год, который раз, под осень
не верю, что пойду на жар огня.
Меня когда-то в землю ветер бросил,
и он лишь может вывернуть меня!
***
Исчерчен весь стрижами небосвод, -
пернатым – дом, и поле для сраженья.
Который год, как весь честной народ,
я в броуновском двигаюсь движеньи.
Молекула, такая же, как я,
на повороте обошла меня!
Под свежим ветром ждёт китов планктон,
кому-то - пища, что уже не плохо.
Евклид, Конфуций, Пифагор, Платон –
блестят под микроскопом Саваофа.
И, как ни странно – все моя родня.
Природный вид приветствует меня.
Слоны слонят купают нагишом.
Как мне, им век свой суждено слоняться.
Не выбирать им: малым быть в большом,
или большим над малым наклоняться…
Но нам дано лишь таинство огня!
Спасает человечество меня.
Как любит жизнь любой слепой червяк!
В любви самодостаточен и весел.
Делись и властвуй на исходе дня
беспутством разговоров и агрессий.
Что – внешний вид, и даже что – язык,
которым разговаривать привык?
***
Когда бы жизнь спокойно, гладко
струила тихие слова,
легли б в зелёную тетрадку
совсем другие дерева,
совсем другие коленкоры…
Когда б не высказать – невмочь,
я новоявленному вздору
не посвящала эту ночь.
Но солнце правит листья клёна,
а море правит берега…
Жизнь под обложицей зелёной
разыграна и дорога.
Знать ипостаси испохабить
кому-то доведётся вновь…
Расправит новыми стихами
надкрылья вечная любовь!
Всё повторяется и вьётся.
Спиралевиден давний счёт
И после жизни остаётся
лишь то, что дышит и растёт.
***
Во саду ли,
в огороде,
иль на даче,
на бахче –
ходим к матушке
Природе
добывать
себе харчей.
Бьём челом
и шлём поклоны,
изогнувшись
буквой «зю»,
над былинкою
зелёной
стёжкой
делаем стезю.
Ломят ноги,
ноют руки,
чёрт
гнездится на спине…
Всем наукам
не до скуки,
было б класть чего
на хлеб.
Оттого,
я знаю точно,
хлеб – не просто
голова,
Хлеб –
росточки,
колосочки,
заговоры и слова.
Насушить –
насущный вроде.
Жизнь живём –
сухарь жуём.
Во саду ли,
в огороде –
хвост морковкою,
бабьё!
***
В последних числах августа, когда
красотки демонстрируют загары
и солнце средь полуденного жара
не накаляет наши города,
когда ещё мы ищем тень и сень,
об осени не думая серьёзно –
любите лето! Рано или поздно
оно уйдёт во всей своей красе.
И зелень листьев, что спасает нас,
изменит цвет, от старости седея.
Ведь, женщина – Земля! И по идее
стареет, как и каждая из нас.
Ещё продлится лето, будто жизнь,
и отодвинет прозябанья сроки,
но осень увяданьем одиноким
последнего листа уже кружит
над августовским днём… И вот, гляди,
опять на зиму повернуло солнце.
Оно ещё полуденно смеётся,
но неизвестно, что там впереди…
Уже не май и не июнь, а значит –
перевернулась на бочок Земля,
свою орбиту по пунктиру для
и продолжая путь свой наудачу.
Не нам одним погреться невтерпёж.
Земля рассудит мозгом полушарий
и где-то в южной Африке прожарит
гуляющую в полдень молодёжь!
Ну, что ж … Пусть холод в наши севера
вползёт и воцарится тихой сапой,
очередным прижизненным этапом.
Вот, лёд и поезд двинулись… Пора.
Любите лето... Любите его?
Как можно не любить его причуды?
Я лето, будто прошлое, забуду.
И в этом человечье естество.
Вам сколько лет? А столько ж, сколько зим!
Стареем, как Земля средь звёздных вязей,
земною пылью веясь среди грязи,
чтоб раствориться в собственной грязи.
***
Вороны по-зимнему каркают,
на ветках качаясь трусливо.
На веточках стынут подарками
сушёные шарики сливы.
И, птичьим народом замечены,
висят сухофруктным запасом…
Их глазками нечеловечьими
вороны пасут час от часа.
Плоды не достать даже палкою,
крепки на своих плодоножках.
Остались по зиму. И жалко мне,
что так их осталось немножко.
Пусть сливы достанутся дереву!
И всем голодающим птичкам.
А вам, альтруисты, не верю я!
Мы все - об желудочно-личном.
Недаром вишнёвыми вёснами
рвалась только вверх непреклонно
с намерениями серьёзными
зелёного дерева крона.
По сути вы не возражаете?
Делись с приближёнными лишним!
Сквозь снег, как сушёные шарики,
болтаются вешние вишни.
И, чтоб не досталися жадинам,
и что-то осталось пернатым,
висят будто чёрные градины,
плоды, что созрели когда-то.
Что спрятаны были природою
в листве, высотою хранимы…
Сносимы суровые зимы!
С птичьим, и нашим народами.
***
Мы все немножко кошки и коты…
Как будто это слышала когда-то.
Избита фраза. В чём-то пошловата.
Но нет в ней даже капли клеветы.
Наступит март – и снова хвост трубой!
Цветочки тащат женщинам мужчины
и «мяу-мяу»! Есть на то причины,
котам и людям дадены судьбой.
А там котята… Есть такой инстинкт.
Центр материнства есть во лбу у кошек,
и это кошкам выживать поможет,
и женщинам… Ох, господи, прости!
Коты – они всегда для красоты.
И для истошных воплей в коридоре.
Мы – женщины. И в этом наше горе.
Иль наше счастье дома у плиты?
Детей оближем, создадим уют
и, глаз скося, не отвлекаясь слишком,
послушаем, о чём ещё споют
нам в коридоре Васьки или Тишки…
Март – это март. И женский день туда ж.
Не думали ни Клара и ни Роза,
что ре-волюционный эпатаж
вдруг превратится в жизненную прозу.
Но праздник – есть! Закончился февраль,
когда «мужчинский» праздник отмечали,
офизиоз оставив за плечами
и песни распевая до утра.
А ныне – март, и вновь ажиотаж,
и населенье - в праздничном угаре…
Весна! И все творения и твари
невольно разделяют праздник наш.
Есть женский день, и значит снова мы
по половому признаку рассадим
друзей за стол… Справляем, кошек ради,
(хороший повод!) - поминки зимы.
Про котят.
( Стихи для детей)
Почему мамы не разрешают взять котёнка?
Долго я просила маму
принести котёнка в дом.
Но она сказала прямо:
-Никогда и ни за что!
Мама! Ты не понимаешь!
Он – хороший! Он смешной!
Будет в играх мне товарищ.
Очень скучно мне одной!
Ну, а я «отлично» только
буду в школе получать…
Разреши мне взять котёнка! –
Умоляла я опять.
Но сказала мама строго:
-Мне с тобой хватает дел.
Обещаешь слишком много…
А дневник твой, кстати, где?
Я послушной, мама, буду.
Все игрушки соберу.
Чисто вымою посуду
и на полке пыль сотру.
Я прочту сто тысяч книжек,
буду вежливой с утра…
Глядь – корзинка…Хвостик рыжий…
Мой котёночек! Ура!
Почему Кузьку назвали Куськой…
У котят, как у ребят,
зубки режутся – болят.
Стал кусачим котик мой,
шустрый шарик озорной!
Хвать за палец - и кусь-кусь!
Пусть кусает, не боюсь! –
Так играет он со мной.
Котик мой совсем не злой.
Стали думать и гадать,
как котёнка нам назвать?
Рыжик, Мурзик, Мурчик,Тишка…
Вновь вцепился, шалунишка!
Наберёшься, кот, ума –
будем звать тебя Кузьма!
А пока ты просто Кузька,
рыжий хвост и голова.
Я играю с ним, дразнюсь:
-Кузька – Куська! Кусь, кусь, кусь…
Чему учат в «кошкиной школе»?
Котята – послушные кошкины детки.
Им в школе хорошие ставят отметки:
по лазанью, ползанью, бегу, прыжкам –
«отлично»!
(Вот так бы учиться и нам!).
Есть в «кошкиной школе» такие предметы:
царапанье и поеданье котлеты,
взбиранье на штору, прыжки на кровать…
Котятам ведь нужно так много узнать!
А Мурка и дальше котят поучала:
-Запомните, трудностей в жизни немало.
Мяукайте громче! за этот ваш труд
в награду, уж точно всем кильку дадут!
И следом за Муркою, группкой весёлой
бежит к холодильнику «кошкина школа»!
Почему собаки не любят кошек?
Твердят, будто кошки не любят собак.
Но знайте, детишки, что это не так.
Собаки не любят котов, - это да!
И если встречают, то лают всегда.
Загонят на дерево или забор, -
Зачем, почему? – Не понять до сих пор.
Наверное, делят наш двор и еду,
И ложки, и плошки, и сковороду,
и небо, и солнце… Так как же нам быть?
Как можно собак этих кошкам любить?
Поэтому учится Муркин «детсад»,
как правильно шкурку кошачью спасать.
Собаки! Не хватит ли лаяться вам?
Хозяев не стоит делить пополам!
Почему котята не любят мыться?
У нашего Кузьки плохая привычка -
Мыть лапы без мыла и мыть без водички.
Он просто оближет всю грязь языком,
Как будто с порядком совсем не знаком.
-Вот мыло, мочалка,- я Кузьке сказала,
Но вышла тут Кузькина мама из зала, -
Шерсть дыбом и хвост паровозной трубой…
Забрала за шкирку котёнка с собой.
Вылизывать стала с заботой, усердно.
А тот себя вёл, скажем, просто примерно.
И мама моя подмигнула, смеясь:
-Наверно, у Кузеньки - вкусная грязь!
Как воришке показали «кузькину мать»…
Кот на кухне, - жди скандала.
Колбаса у нас пропала!
Кот на стул, на стол и - скок! –
С ней пустился наутёк.
С колбасою – под кровать:
И жевать, жевать, жевать!
(Значит, вкусная колбаска,
раз никак не оторвать!)
Мама так его ругала:
-Что, еды тебе всё мало?
Ты же, Кузька, вор, нахал!
Кузька слушал и жевал.
Что ж, решили показать
Кузьке кузькину же мать!
Срочно Мурка пусть придёт, -
с ним беседу проведёт!
Почему котята царапаются?
Цап-царап! Из мягкой лапки
Показались вдруг царапки.
Защищайся! Ой-ой-ой!
Кузька вертит головой:
-Я с тобой играть устал,
Вот свой нрав и показал!
Ведь охотник, хищник я!
Не игрушка я твоя!
Хоть малы мой вес и рост,-
Не таскай меня за хвост!
Я такого не прощу
И когда-то отомщу.
Спрячусь лучше под диван.
Ты, хозяйка, не права!
Я – устал, не подходи,
Зверя в Кузьке не буди!
Повторяю снова, вот:
Не игрушка я, а кот!
Почему котёнок любит Машу?
Больше всех на свете Кузька любит Машу:
Больше свежей рыбы, больше манной каши,
Даже больше мяса, больше чем котлету!
Маша тоже любит Кузеньку за это.
Любит больше книжек, любит больше школы!
Кузька – шалунишка, он такой весёлый!
Встретит у порога, вспрыгнет на колени…
Подарили Кузьку Маше в день рожденья.
Вырос котик важным, глупый лишь немножко:
Он решил, что Маша – пребольшая кошка!
Терпит, что ругает «соней», «попрошайкой».
Кузька точно знает, кто его хозяйка!
Как щенок потерялся…
У дороги плакал маленький щенок:
Промочил он лапы и совсем продрог.
Солнышко не греет, мамы рядом нет…
Хочется скорее каши на обед.
Выскочил из дома, - мама где теперь?
Всё здесь незнакомо, и закрыта дверь.
-У - у - у! Я потеря–а–лся! – наш щенок скулит.
Я с Дружком подрался, бок теперь болит!
Я боюсь: повсюду визг машин и гам…
Никогда не буду выходить я сам!
…Тут на край дорожки вдруг из-за угла
Выскочила кошка по своим делам.
Испугалась! Смотрит: перед нею - пёс!
Вот собачьи лапы, вот собачий нос.
Только слышит: тонок и несчастен вой.
Плачет, как котёнок. Хоть такой большой!
И щенячью
Мурка поняла беду…
Подошла:
-Пойдём-ка! К маме отведу.
Котёнок спит…
Свернувшись клубочком на мягкой подушке,
Уснул мой котёнок.
Спят лапки и ушки.
Наверное, нашему котику снится
Проворная мышка и важная птица,
И фантик конфетный
На ниточке белой…
Потом – молоко! –
Это главное дело.
Ещё весь наш двор…
Только кажется мне,
Что учится бегать котёнок во сне!
Я тоже побегать хочу, поиграть,
Но спит мой котёнок, устал он с утра.
Я Кузьку люблю и будить не спешу…
Я просто приснюсь моему малышу!
Почему котята любят играть?
Есть кукла для Машки,
Есть мяч для Андрюшки…
Котёнку мы сделали тоже игрушку.
Бумажка на ниточке –
Это не мышка, -
Но прыгает ловко
За ней шалунишка!
И думает:
-Вот! Я поймал, наконец,
Большу-у-щую мышь!
Ишь, каков молодец!
То лапкой подцепит,
То снова толкнёт…
Котята – такой царапучий народ!
Играют с бумажкой своей полчаса:
Здесь «Кошкина школа»,
Здесь их детский сад.
Я к ним загляну
Хоть на пару минут:
Они – тренируются!
Значит, растут!
Как котенок научился мяукать?
Мурлыкают, мурчат
по-взрослому - все кошки.
Как научить котят
мурлыкать хоть немножко?
Пищат они – и всё!
А «мяу» - не умеют,
хоть Мурка их несёт
туда, где потеплее
(в коробку под кровать),
и рядышком приляжет:
-Глупышка, нужно спать!
она котёнку скажет.
И скажет Мурка «Мур-р-р!»,
и все пылинки слижет.
К сыночку своему
придвинется поближе
и муркнет: - Назови
меня, любимый, «мамой»…
От маминой любви
котёнок скажет «мяу»!
прочтений: 83
раздел: философская лирика
дата публикации: Jan 17, 2009
написать комментарий
сообщить о спаме
|
Ещё стихи
|