Ищите и найдёте. (цикл стихотворений)

Ирина Гирлянова

Ирина Гирлянова

МОЛИТВА

Не до цветов.
Не до стихов.
Хлеб наш насущный
даждь нам днесь.
Господи,
правдашний из богов,
дай нам прозрение,
если есть.
Обезъязычив колокола,
толику малую мы сберегли.
И не дотла,потому не до тла
перетрясай этот край земли.
Нам умирать –
не урочный час.
В умники метим,
а вместе – толпа.
В каждом из нас,
в каждом из нас,
зависть, как вера сама, слепа.
Пир средь чумы на стыке веков.
Глас вопиющих и миражи.
Не до стихов.
До каких там стихов?!
Жить! Просто очень хочется жить!

***
Ошарашена. Огорошена.
Не в опале и не в чести.
Разве трудно сказать хорошее,
И по-доброму чуть польстить?
Так устали, что жить не хочется.
Но заоблачных мыслей лёт
пролегает над одиночеством.
Пусть воркует, хоть не поёт.
Многословие, многоглавие,
как напутствие в дальний путь.
Славно русское православие, -
перемелется как-нибудь.
Укрепляя себя молитвою,
упираясь с большим трудом,
многоликую, монолитную
ремонтирую жизнь, как дом.
Разбираю завалы жуткие
до мольбы среди злой молвы:
- Где вы, добрые, где вы, чуткие?
Только слышит ли кто, увы!

***
Когда-то моль меня похряпает
иль кто уроет,
я пережить сумею всякое,
но не второе.
А до тех пор живу с повинною
и, честь по чести,
рассыплется едой молиною
кусочек шерсти.
И буду прахом общей радости
до воскрешенья.
Но не достукаюсь до слабости
самовнушенья.
И не последняя, не первая
по шатким строфам
взойду с источенными нервами
пред Саваофом.

***
Не веруя, не верить ни во что!
Не принимать на веру даже малость.
Что нам с тобою, боже мой, осталось,
просеивая жизнь сквозь решето?
Рассеянно зашоривая взгляд,
сходить с ума то злости и упрёков?
И вечный наш вопрос «Кто виноват?» -
спускать. И вырывать за око око.
На ум нейдёт, как полоумный, стих
и сумасбродно бродит миром божьим.
Вот, ветер дунул, - дух потух, затих,
и свет сквозь сон нисколько не тревожит.
Не веруя, - не веруй и не верь!
В нас, в каждом, жив Фома ещё порою.
Но слышен стук, и отворяют дверь.
И я её когда-нибудь открою.
Ведь, даже будь иудой из иуд,
предательству предавшись, брат по крови –
тебя простят! И в этом смысл и суд.
Вначале – «Слово». И основа – в слове.
Я – никакая. Был диагноз прост.
Подвинусь. И ничем не озадачу.
А говорят: давайте хамству сдачи…
Мелка монета. Не наведен мост.
И я – смолчу. Но верю, что потом
из мельниц жизни, с жерновом на шее,
не смутой быть из омута сумею.
И мне простится многое за то.

***
Как хочет век перелистнуть страницу,
не понеся убыток и урон…
Закрыть глаза! Но продолжает сниться
сегодняшний стократный Вавилон,
и трижды три столпов столпотворений
подпёрли небо, суету творя.
И бесполезно вырезать ступени
и ступни о дороги резать зря.
В кулисах, кулуарах и келейках
гоняют бесов, разгоняя мрак,
«салам алейкум» и «шолом алейхем»,
и «слава богу», но случилось так!
Случилось то, что не должно случиться.
Не объяснит нам ни один закон,
как, смежив веки, выдернуть страницу,
не допустить бедлам и вавилон.
И, бедствуя по-бедуински тяжко,
Всю тяжесть дум тяжёлостью дождя
предупредит писания бумажка,
не отвращая и не отводя.
Полмира - там, полмира - здесь, покуда
куда, зачем, откуда – не поймут.
В ушко иголки смирно прут верблюды,
вмещаясь и мешаясь, как верблюд.
Вот, в караваны правят эскадрильи
и ярость методично бьет огнём…
Верблюду не дано расправить крылья.
Аллах с верблюдом! Что я всё о нём!
Им, горбоносым и горбатым сроду,
привычны зычность, солнце и песок.
Другой породы годы и народы
и сродственны понятию - Восток.
И, даже всё замусорив деньгами,
побрякивая, бряцая, звеня, -
не лезьте со своими сапогами!
Вас не поймут!… Как не понять меня.

***
Как ни мудри, - всё очень просто. Верь.
Хоть не дано понять всего и сходу,
Душа – не в снах! Не на погостах – Дверь,
и не среди мозгов чистопородных.
Душа – есть Мы! И, вместе с нами, ниц
падёт, как тлен, с его полураспадом…
От нищенок до столбовых цариц
мы прахом первородным ляжем рядом.
Душа? – Всё это выдумки! - Когда
не хочется терять, что так ценили…
Когда устали ни за что страдать
и мучиться в болезненном бессилье.
Тогда вручаем мы себя – судьбе,
и отделяем Душу над собою.
-Ей будет легче… - говорим себе,
как девочку спасая с поля боя.
О чем бы нам ещё поговорить,
чтоб нить беседы светской не нарушить,
когда едва начнётся эта нить,
как не об снах, и этих самых «душах»?
Ловцы же человеков, то бишь, душ,
надеялись – они-то - будут свыше!
Марш похоронный, как парадный туш,
в глухой ночи долбит им тоже крыши.
Нам кажется, что всё вокруг не зря.
Обман в себе лелеем, даже холим,
когда слетает лист календаря,
сгибаясь от неё, душевной боли.
А я дошла до истины простой,
такой простой, что вовсе не нарядной.
Мне рыжий кот салютовал хвостом:
-Люби меня, пока я здесь и рядом!

***
Там нет ничего. Просто легче, когда
в бездонную прорву стекает вода,
и смысл обретает понятье «не зря»
под тусклою тенью резьбы алтаря,
и взлёты фантазий вовеки веков
щекочут амбиции нас, чудаков.
Придумали – верим, и помним, и ждём,
когда же к какому-то свету придём,
к итогам, к истокам, к суду и судьбе…
И столько всего мы напели себе,
что я понимаю вселенскую грусть:
-Там нет ничего… Никогда не вернусь…

***
Пройдёт и этот день. И будет всё, как прежде.
В потенции дождей растает мой зигзаг.
Любви и красоте, как вере и надежде,
распахнута душа. Не хочет замерзать.
Как будто так легко, - начать Ничто с начала,
остаться до конца, не отдавать концы…
Мелькают огоньки пасхальными свечами,
и покидают мир глупцы и мудрецы.
Проходят, как Никто, как тени в чёрно-белом,
и в памяти чужой растают без следа.
…Я – зёрнышко твоё! Оно пустило стрелы
и прёт сквозь черноту, где солнце и вода.
Храни, Господь, всё то, что капает и дышит.
Оно ещё дойдёт и ступит важный шаг.
В потенции дождей живёшь и ты, Всевышний.
И тем жива ещё и будет жить душа.

***
Время – не лечит, оно – убивает.
Тонет во тьме напряжённая нить.
Сложные вещи простыми словами
время пытается мне обьяснить.
С прошлым на «ты», - это кажется смелым:
задним умишком богаты всегда.
Как неуёмно и как неумело
в чёрную прорву сбегает вода!
Царства небесного внятны посулы,
мазаны миром глупцы и жрецы.
Бог – это совесть. Она б не уснула
в полном покое, как все мертвецы.
Мертвенна бледность убогих и сирых.
Отче небесный скребёт экскремент.
Хватит ли хватки, осилят ли силы
вечный вопрос на текущий момент?
Тело - устало, истерзаны нервы.
В ризах конфессий, приходов и вер
анестезия – приватною мерой –
выход и вход на особый манер.
Кто-то шестёрки рисует в палате,
кто-то хвалебные песни поёт…
Время – не врач, а седой знаменатель,
душу к итогу впритык подведёт.

***
Всё так, как есть. И хорошо, что так.
Без всяких эпикризов и прогнозов.
Всех недовольств больная суета
усугубляет жизненную прозу.
А проза в том, что мы хотим – иметь!
И вечно нам чего-то не хватает.
Немыслимо: весну искать в зиме,
и лета ждать, гоняясь за летами.
Всё так, как есть. В определённый срок,
от слов мятежных и от ловчей сети
избавит нас умно и так хитро
тот, кто всё это выдумал на свете.
И мы, привитым разумом гордясь,
бесхвостые, зубастые и злые,
скулим иль правим бал в своей стихии,
в том собственную дурость находя.
Всё так, как есть. Другого не дано.
Транзитом мы прибудем к пункту сбора.
Строительный вагончик у Собора
маячит, совмещая всех в одно.

***
Срок сброса информации – прошёл.
И потому не спится и не спится.
Вот, - матрица. Последняя страница.
Господь сдувает чёрный порошок.
На день прошедший он бросает тень:
здесь всё, что нам положено, - вместилось.
Сдаёмся победителю на милость,
на веру принимая дребедень.
Откуда ж нас подбросили всерьёз
и правила открыжили в скрижалях?
Удобнее, чтоб помнили и ждали, -
вдруг явится с ревизией Христос?!
Дотоль молись, не плачь и не зови.
Всё вовремя случится, может статься.
Лишь вечные превратности Любви
зияют в тексте божеских нотаций.
Вот, - матрица. Как распорядок дня,
как фатум этой жизни быстротечной…
Натикивает время мерно вечность.
В ней ни тебя не видно, ни меня.
Процесс пошел. Кому-то же давно
открыли те покровы откровенно…
И бьётся жизнь в артериях и венах,
не соглашаясь смело и смешно.

***
Я голос твой уже не помню.
Черты лица стирает срок.
В бездонную каменоломню,
вовнутрь, в утробное нутро
стекает жизнь водою мёртвой,
и остаётся пара фраз,
как смесь гравюры и офорта,
как близость, что оборвалась.
И даже если Там, - нет края,
и ничего по сути нет,
их откопает, замирая,
другой какой-нибудь поэт.
Твой контур намечаю тихо
в чужом краю, где никогда
не указует вход и выход,
мерцает мёртвая вода.
С большим трудом, не без изъяна,
я воду делаю живой…
Что мне надрывный вой органа,
иль певчих заунывный вой?
Тянуть оставив «многи лета»,
в один глоток – ту пару фраз!
Ведь память оживает где-то,
посмертно покидая нас.
И голос, что отдаст мне память,
в себе почувствую, внутри.
И между помнящими, нами,
душа живая - воспарит.

***
Буря и горе - в стакане,
то, что ни крохи не значит,
будто слеза в океане,
бьётся, смеётся и плачет.
Сущности слабой не внемля,
с участью не соглашаясь,
карту купила «деревня»,
и потрясает «виршами».
Зубы сломав, шестеренка
ось по инерции крутит.
Ведьма с глазами ребёнка
вцепится и не отступит.
И, уповая на Бога,
впредь до осиновой дрожи,
я начинаю дорогу
в гору от впадин безбожья.
Сколько б чего ни хотела,
не дорываясь до спора,
даждь днесь Христового тела
и богоданность кагора.

***
…И лишь на генетическую память
надежда вся! На эту память лишь.
Мутанты мутят воду между нами, -
ты в этой луже ходишь и сидишь.
Колёса жизнь вращает, извращая,
иль режет воду на море баркас,
на самом дне, стать взрослым обещая,
там вызревает перл за часом час.
Приоткрывая створки, цедит в щёлки
всё ту же воду, мокрую среду.
Все примеси, осколки - кривотолки
познаю я. Песчиночку найду.
И не предам! Прижму к груди украдкой.
Спасибо же Создателю за то,
что средь ущербных дел и беспорядков
есть здравый смысл, есть вечный Дух святой;
за предков и за их людскую душу,
бессмертную, воскресшую из тла,
за то уменье слушающих слушать,
что ощущать я изредка могла,
за стержень жизни, не дающий сдуру
распасться поколениям и впасть
в гнилую ересь, спесь, литературу,
халтуру, искушения и власть,
за то, что не цепляется зараза,
не липнет грязь, сбываются слова…
Всегда дезоксирибонуклеаза
подобием и образом жива.

***
Поставьте, друзья, на могиле мне крест,
чтоб было за что ухватиться,
когда из далёких заоблачных мест
объявится божья десница.
А суд мне не страшен, он «божеский» суд,
безгрешные бросят ли камень?
Лишь грешники грешницу только спасут
(но это, друзья, между нами!).
Страшна ведь не смерть, а страдания – до.
И, дух отнимая при этом,
Отец наш небесный, хоть очень святой,
не жалует слишком поэтов.
А я расскажу ему: это – зазря!
Пусть он пересмотрит расклады.
Мне б только подняться! Подставьте, друзья,
мне крест мой, а камень – не надо.
Я буду глядеть на траву-повитель,
на небушко…Может, услышу:
-Зачем померла? Выметайся отсель!
И мне улыбнётся Всевышний.

19 декабря.

Вседержитель? –
Он слишком занят.
Ну, а женщина
женщин не любит.
Обращаюсь к тебе,
Чудотворец.
Помоги.
Ты, ведь, тоже в силе.
В декабре мне всегда так плохо:
я хандрю, раздражаюсь, сохну,
задыхаюсь, и от бессилья
понимаю, что жить – не вечно.
В твой ли праздник
кряхтеть и охать?
Но со мною – такая штука:
за два месяца до рожденья
моего – твой великий праздник.
Это более, чем знаменье.
Только, может быть, Николая
дед Морозом я называю?
То ошибка моя, не прихоть.
А по сути-то всё едино:
звать кого, называть кого…
Чуда просим.
И каждый - просит.
Ведь, такие мы – эгоисты.
Всё бы нам задарма
и сразу.
Я – винюсь.
Ничего не надо.
Что придёт – то у нас и будет.
Будет каждому,
что досталось.
Мне же - малость,
как оказалось.

***

Коробят век
бессмысленные строки.
Умы тупы.
Талантов нет.
Мы – одиноки
среди толпы.
Нахраписто и резво
чернь штурмует
свои места,
и жизнь вокруг
так бесполезна
и так пуста!
Весь мир – вокзал.
На перепутье
своих дорог
любой из нас –
транзитный путник
лишь на срок.
Хоть бывшим третьим
(ныне общим),
но рвись вперёд.
Проводят, встретят,
меньше или больше
на наш черёд.
Мы – беглецы.
Мы – бегуны за целью
и в Никуда.
Мы позабыть уже успели
свои года.
Ликуют практик и деляга.
Теперь, увы,
уменье тратиться во благо
забыли вы.
А для души
(в наличии ли цацка
у нас сия), -
убожество,
убоище вибраций
для бытия.
Мой мир, как мальчик,
распахнувший двери.
Как старец – век.
Ив эту сотню лет
как уберечь мне их от бед
и верить
во что?!

***

Куда-нибудь развеять семена,
кому-нибудь подбросить кукушонка…
Оскудевает дикая страна
и подличает мелкая душонка.
А женщина всегда держала всё,
любую тяжесть взяв кариатидой.
Потоком мутным был забор снесён,
в пролом потоком хлынули обиды.
Ругаем власть и проклинаем жизнь,
а сами пьём, крадём и попускаем.
Куда ни глянь, куда не повернись –
бросаемся добротными кусками.
Честь продаём повально и вразнос.
А в детском доме на полу мальчишка
трёт удивлённо конопатый нос
уже готовым к мести кулачишкой.
И погрязает в фарисействе свет,
теряет смысл и совесть материнство.
Иконописно смотрит триединство:
страдальцы - есть, а виноватых нет?
За что же жизнь детишек смалу бьёт,
когда ж мы совесть потерять успели,
стреляя в поколение своё
и равнодушно бросив колыбели?
Мы вымрем, если Женщина, Жена,
в затоптанном народом огороде
куда-нибудь развеет семена
без уваженья к собственной природе.

***

Ну, что, призывать потоп?
Предел предостереженьям!
В разболтанных городах
кривляются сотни лиц…
Кощунствуя о святом,
к грядущему воскрешенью
проскакивают года
над пакостностью земли.
Мы сами себя сжуём
без всякого катаклизма.
Оставьте, помилуй бог,
утопии и мечты.
Мы в этой грязи - живём.
И с призраком коммунизма
поделим между собой
и плевелы, и цветы.
На дальних подходах – смрад,
на ближних – трещит планета.
Настроили, наплели,
и до смерти верим в бред.
Под благостный звон наград,
под мелкую ложь монеты
ведь должен бать где-то свет
над пакостностью земли?!
Так хочется верить в то,
что кто-то, вселенски-мудрый,
способен понять, помочь,
унять безысходность дня!
Ведь должен же быть итог,
и в звонкую россыпь утра
должна превратиться ночь,
придумавшая меня?!

***
«Остаются Адамы с Евами,
и богу я не нужна…»
Е. Руни «Песни Лилит»

А я – из Ев!
Лилиты и Лолиты,
неладны будьте
и тоской облиты,
и множьте многоточья
трижды три…
А я - на кухню
борщ пойду варить.
Да, я из глины,
из ребра, из праха, -
Ниоба, Пенелопа, Андромаха;
Я буду в буднях
не блудить, - будить
и демонов пытаться победить.
А я – из Ев!
Нутро своё изъев,
от ревности и горестей сдыхая,
Адама и соперницу - не хаю.
«Та хай їм грець!” –
им попросту скажу
и в борщ свою зажарку положу.
Несчастная,
гляди, ты стала тенью.
Гоняешь привиденья, наважденья,
а я – терплю.
(По-крупному – права!)
Я – есть! А ты – лишь сказки и слова.
Летай себе в материях высоких!
Я буду печь хлеба и опресноки,
и так довольна этим, чёрт возьми!
Я человеком буду меж людьми.
А ты – Ничто! Харибда и Химера,
разменивая век, меняя веры,
ты, в кабале каббалистичных сфер, -
сумбур из гейш, вакханок и гетер!
Ты чёрною Кармен и рыжей Геллой
на мир глазами мерзкими глядела,
ты искушаешь мужа, как змея...
Хоть женщина... Такая же, как я.
И всё же, на таких, как я, - на Евах
мир устоит устоями. Налево
мужчинам суждено вести игру:
ногою дрыгнут, прежде чем помрут.
А я – из Ев!
Прапрапрабабки Евы
слыхали все давно твои напевы!
«Вы виноваты сами…» - боже мой!
…Адам,
ведь ты останешься со мной?!

***
…И вот, всем головы проев,
опять о женщинах! Про Ев.
Неправда! Мы – не из ребра!
Иначе б там была дыра!
Несимметричный и кривой,
таскался б, Ева, донор твой
и, инвалидом - инвалид,
имел бы нетоварный вид.
А, может, вшит в боку муляж!
Чего придумал Отче наш!
Чтоб с Евой избежать проблем.
Напрасно же! Понятно всем, -
отпочковал, как черенок,
придумать лучшего не смог.
А Ева – оп-па! Ум живой,
не костомыга с головой.
Пусть синтез горя и ума –
всё знает про себя сама!
Она – любовница и мать.
Был стимул жить и выживать!
А грех, - ну что ж, Господь, свали
На Ев со всех концов земли!

***
Бог не сводит меня
ни с одним, ни с другим,
ни с четвёртым.
Нужно действовать! Пре –
любодействовать.
(Любо ль кому!)
Древний змий возрождён
сатаною, стареющим чёртом.
Вырезайте ребро!
Всё сначала начнём.
По уму.
Кровожадный наш Бог
искупления требует – чашей.
Всё б случилось не так,
если б древа не тыкал везде
Но итог есть итог:
ангел белыми крыльями машет,
направляясь к другой,
не такой окаянной звезде.
Чтоб зимою – клубника,
а летом – нетающим снегом
развлекать свой народ,
ублажаться, стяжая дары…
Пусть не будет ребра!
Не загнётся в Эдеме коллега.
Отрекаюсь от жизни!
Не нужно в другие миры.
Я люблю больше Бога всё то,
что от скуки он создал.
Двести тридцать планет из галактики
терпят свой срок…
Но, прощая,– прощай!
И чужим дозревающим звёздам
неудачную сказку Земли
принеси, как урок.
А сошлось, ведь, тогда
всё на бабах,
на женском вопросе!
Был ли ум в голове
у тебя, подкаблучник Адам?
Первородный твой грех
и успех… Если женщина просит…
Нет! Возьмите ребро!
Я сама себя, боже, отдам!
Не отведав, не ев
эту гадость с запретного древа,
не хочу познавать!
(Я и так всё узнаю сама!)
Любопытнейших Ев
с наискорбнейшим опытом Ева, -
возврашаюсь в свой прах
от большого (о, боже!) ума.
Мне не стыдно себя.
Я ходила голимой и голой.
Бог не дал мне детей
до того. Не наделать перстом.
Ты запомни меня, мой Адам,
молодой и весёлой.
И живи – без меня. Если сможешь.
Послушно пустой.

Сказка про двух Иосифов.

І.
За ниточкой Нила,
в стране пирамид,
поныне хранила
и ныне хранит
История память
с древнейших времён, -
как сны, не лукавя,
смотрел Фараон.
Про тощих коров
и коров неплохих
из Библии ровный
поведает стих…
Был призван Иосиф
на эти дела:
(Скажу, если спросят.
Была, ни была!)
-Ждёт голод
богатую вашу страну!
Я – молод.
Но, по фараонову сну,
я знаю, что делать!
Я ведаю - суть.
Я мудростью смелой
Египет спасу!
Сказал Фараон:
-Принимай-ка, дела.
Страна миллионная
будет цела.
Не вымрет народ мой, -
я верю тебе.
Иди и работай!
Спасибо судьбе.
…Иосиф тростинкой
писал и считал,
как местность спасти,
коль прижмёт нищета.
И, в здравом уме,
вывел мысль, будто нить:
чтоб что-то иметь,
нужно что-то хранить.
И это – не просто
одни словеса! –
Для каждого носа
запас запасать!
Канал проложён,
чтоб питала вода…
Народ, хоть чужой, -
но погибнуть не дам!
ІІ.
Другой жил Иосиф.
Другой с ним - народ.
Он много вопросов
решал наперёд,
и много вещал он
красивых идей…
Но не защищал
с ним живущих людей.
А голод – не тётка!
Тем паче не мать.
Здесь правила чёткие:
грех - отнимать!
Чтоб что-то иметь,
нужно что-то хранить
средь всех лихолетий.
Ведь, люди – не пни.
Иосиф вперёд
вещь не ведал одну:
заморишь народ свой –
погубишь страну!
И даже не свой
если род, а чужой!
С больной головою
и чёрной душой
нельзя у ребёнка
кусок вырывать!
История, тонкая штука, -
права!
Нельзя быть тираном,
судьёй, палачом.
История – рана!
Печёт и печёт!
Всё видит и петрает
правдашний Бог.
Иосифу Первому
он, ведь, помог
снести свою чашу
за много веков
до нас и до наших
стальных дураков!
-Дай хлебушка, мама! –
кричала страна.
А мама, ободрана
и голодна,
последнее просят –
сама отнесёт!
…Другой был Иосиф.
Не первый… И всё.
ІІІ.
На Бога надейся,
а сам – не плошай! –
Такую идею
нам втюрил наш край.
И мы – не плошали:
пихались взашей,
заросшие вшами
до самых ушей.
А вши, ведь, у многих –
в самих головах…
История, строгая мама, -
права!
Пусть Оськи когтищами
рвут «на себя»
на «мерсах»
средь нищих
подвальных ребят,
пусть Йосип и Осип
осипли давно, -
крадут, а не просят.
Но предрешено:
неважно порою,
кто есть ты, когда
есть общая Родина
или беда!
Пусть смолоду честь,
иль посмертная медь, -
храните, что есть!
Чтобы что-то - иметь!

Признание Иуды.

Друг – предаст, а муж – разлюбит,
дети – бросят и уедут…
Уж такие судьбы, люди.
Уж такие ваши беды.
Каждый, грешник иль апостол,
(зарекаться - смысла нету),
каждый знает, как непросто
ковылять по белу свету.
Трудно быть Искариотом,
выполняя начертанья.
Это – мерзкая работа.
Хоть признанье – на черта мне?
Да и деньги что? Копейки…
Плюнешь, не разбогатеешь.
Это та ещё семейка,
Галилея-Иудея!
Бог ваш отнял честь и имя,
на века объял позором.
Мне – не с вами. Мне – не с ними.
Я – уйду, повешусь скоро.
Я повешусь, - хрустнет ветка, -
хряпнусь, как мешок, о камни…
Ни ответа, ни привета.
Хоть привет ваш на черта мне?
Так - должно быть. Так случится.
Это кажется, что - предал.
Я под божией десницей
поцелуюсь напоследок.
Избран сделать то скорее,
то, что сделал поневоле.
Я, с верёвкою на шее, -
лишь орудие. Не боле.
Суд людской? А, может, божий?
Не по-божьи, между прочим,
шить дела, меня итожа
приговором среди ночи!
Поцелуй – сродни отраве,
и меня клянут все люди!
Правы, что найти не вправе
оправдание Иуде.

Магдалина.

І.
А я – такая! Каяться не буду.
Блудила, заблуждаясь, и блужу!
Не замужем! И, что подсудно люду,
в том грязи и стыда – не нахожу.
Прощал Христос таких как я, пропащих,-
ведь жизнь с изнанки очень знаю я.
За Ним, - ходила б по кущам и чащам!
Он – вся моя надежда и семья.
Он весь такой… Без мужеского жора,
без похоти… Понятливый мужик.
Я, может быть, покаюсь. Но не скоро.
А как мне жить без мужа? Ну, скажи?!
Да, я – такая! Падкая, упавши.
Мне бог не дал. А черт, - помог, скрутил…
Зато во мне – ни капли вашей фальши!
И сгусток невостребованных сил!
Я, может быть, была бы мужней дамой:
пекла б хлебы, чтоб опекать семью,
и где-нибудь, когда-нибудь, с годами
сложила б жизнь из кубиков свою!
А ныне, - хворост! Веюсь под ветрами,
и – каждый – презирает, но идёт.
К такой, как я! Что вы хотите? - Нравы!
Такие дураки! Такой народ!
Я каюсь, что из баб не стала лучшей.
Не повезло на мужа и судьбу.
Равви, ты знаешь, время есть и случай…
Прости ж Марию, грешную рабу!
Да, знаю я: я – вовсе не святая.
Я – женщина. Я – сорная трава.
Всяк, на меня ступивший, обретает
права, чтоб бросить свысока слова.
Есть спрос! И потому - я там, где толпы
гудят, - доступность, как товар, связав…
Да, я - такая! Кто бы ни пришел бы,
я – пожалею, чуть прикрыв глаза.
Я не винюсь. Я – каюсь! Бросьте камень!
Я столько потеряла! – Понял Ты:
хоть это тело стёрто каблуками,
душу – светла ! До детской чистоты.
Мой взор – не гаснет, злобствуя от страсти.
Я эту хрупкость, как цветок несу.
Прими меня, как принимал участье
во мне, мой Бог, заступник, Иисус!
И знай, что на кресте или над бездной,
я утром, как бы ни была плоха, -
приду омыть Тебя! И Ты – не брезгуй,
мной, кающейся не в своих грехах!

ІІ.
Встань, Магдалина. Волосы – не тряпка.
И слёзы женщин – вовсе не вода.
Ты - молодая женщина, не бабка.
Хоть молодость твоя – не навсегда!
Отец небесный, твой и мой Создатель,
так натворил без видимых причин,
что женщина – есть зло. И очень кстати.
Есть оправданье для плохих мужчин.
Вон, погляди, тебя как пожирают
глазами, - как козлы при виде коз!
Я – выше них! Тебя – не презираю.
Я - Иисус. Меня зовут – Христос.
Не верь словам, что скажут фарисеи:
-«Сын плотника! Кто есть он?!» - это фарс!
Я – всех спасу! Придите! Я – умею.
И ты приди. Ко мне. В последний час…
Стой у креста. Смотри, как выдыхаю, -
я, агнец, шкворнем продранный насквозь…
Всё те ж «козлы» казнят и словом хают…
Смотри… Смотри… Тебе так довелось.
Кто, как не ты, поймёт все эти муки:
тебя пронзали взглядом и чреслом…
И ни за что!… Как затекают руки…
Вы – женщины… И это вас спасло.
Вы, женщины, - совсем другого клана, -
порывисты, наивны и … чисты.
Вам за амвон – не нужно. Там – обманут.
Тебе – признаюсь…Прежде, чем застыть…
Вы – любопытны, искренни, пытливы,
вы верите так свято… Все – в грехах,
но так, как зреет масло у оливы,
так – Вера в вас! Иное – шелуха.
Я умираю, но приду. Не плачьте.
Ведь слёзы женщин – вовсе не вода.
Бог даст вам в жизни счастья и удачи!
А я, - успокоенье смерти дам.
И, если в жизни – боль неутолима,
средь грязи, прозы, нищеты, тщеты -
плачь в Иисусе, Манька-Магдалина.
Воскреснут чувства и воскреснешь ты!

Дева Мария.

Ещё не родила,
но слух – предупреждён:
для смерти, мук и зла
твой первенец рождён.
От рук до пят распят
он, третий между двух,
с разбойниками в ряд
испустит к небу дух.
Да, нужно умереть,
чтоб что-то доказать…
Стоически стоит
слеза в её глазах.
И хочется - роптать,
(ведь не любить – нельзя!)
ребёнка держит мать,
по облаку скользя.
И душит душу спазм:
-Оставьте мне его!
Ребёнка, сто проказ, -
родное существо!
Зачем благовещать,
предвосхищая смерть?
…Прощальный взмах плаща
в заоблачную твердь, -
и выбора ей - нет!
Решили за неё.
И суррогатный свет
в глаза, вползая, бьёт…

***
На стыке слов, как светофор метафор,
рождается «рождаемое» днесь,
и спитч из притч Капернаум и Яффа
в земле зароют и в душе на дне.
И грань времён определив рожденьем
Иешуа пронзит свой век и наш.
Оправданы благие намеренья,
но анемичен избранный типаж.
Уже сквозь тучи лик твердит упрямо:
-Умри…Вот чаша…Послан для того.
И божья мать, как и любая мама,
спешит к Нему, терзаясь за Него.
А Он её вручает Иоанну:
«- Вот, мать твоя!» Что с Бого-сына взять?
Пригвождена за сердце каждой раной
родившая его, родная мать!
Она еще пока что не старуха,
а женщина давидовых колен,
познавшая соблазн святого духа
и сыны народившая взамен.
Рождённый в муках, был он ей спелёнут.
В глазах недетских стынет горний блеск.
Дитём-дитё, но в высях отдалённых
он мудрствует об избранной земле.
Не умереть спокойно на постели,
страдая вряд ли меньше, чем любя.
Он Слово воплотил в избитом теле,
дал шанс пронзить пространство, как себя.
И время ни над чем теперь не властно.
Та женщина, что у креста стоит,
себя, себя, сто раз убить согласна
во имя сыну отданной любви!
И сколько б в нас грехов не замечали,
на стыках душ, крушений и дорог
глядят на мир с утроенной печалью
Отец и Сын. И Дух. Не женский Бог.

ИЕРУСАЛИМ.

«Кровь Его на нас и на детях наших…»
І.
Профукали свой шанс.
Распяли сына Бога
руками чужаков.
Не виноват Пилат.
Плачь, Израиль, о нас
как можешь, в синагогах.
Во веки всех веков.
Хоть не в колоколах.
Мы, избранные «быть»
из всех творений-тварей,
из прочих мужиков –
быть «с богом в голове»,
сумели – не любить
и по щеке ударить.
Во веки всех веков
свою захлопнуть дверь.
Распять, разъять, разнять
единственную душу,
что «Слово» нам несла…
А, может, было Им?
Ну, что теперь пенять,
Христовый ход нарушив,
и – не в колокола –
бить Иерусалим?!
Был брат ваш, Иисус,
как странный иероглиф:
не вписывался в пять
давно известных книг…
Незнаемая суть
застыла на пороге,
чтоб вас суметь понять
средь злобной болтовни.
И не было ещё
лукавее злодейства, -
чтоб избранность свою
за звон монет – продать,
чтоб спрятать под плащём
еврейство-иудейство.
Пусть римляне убьют
Мессию, как жида.
А Он стоял и ждал:
берите и ведите…
А всё затем, чтоб вам,
не верящим в Любовь,
вам показать тогда,
что – рядом был Спаситель!
И мир спасут – слова.
И больше ничего.
ІІ.
Тащил свой крест, - и падал градом пот.
Свой своего, еврея, не убьёт.
Но вот науськать и подставить – рад.
« Се, Человек!» - признался сам Пилат.
А чуть ему б свою превысить власть,
История б тогда – оборвалась…
Тащил свой крест, - «Распни его, распни!»
Не средь зверей – евреев. Меж людьми.
Толпа есть стадо. Стая - не толпа.
Свой своего желает закопать.
И оплюёт, чтоб не поднялся впредь…
Свой своему желает умереть.
Тащил свой крест. Без отдыха. Не спал.
И столб из рук ослабленных – упал.
Толпа – вошла в экстаз, вошла во вкус! –
В пыль, в прах земли склонился Иисус.
Шёл не еврей, какой-то там Симон.
Поднял бревно, чтоб смог подняться – Он,
и нёс бревно, помог хоть тем, чем смог…
Есть у Голгоф свой норов и урок.
Был крест – Его! И жизнь, и смерть – Его!
Царь иудейский брёл полуживой…
Свой своего – не видит. Зла толпа,
и, зрячая, по-прежнему слепа.

***
Нас сводит Бог в определённый час
и вдруг толкает друг о друга лбами,
перформансом одоривает нас,
и в преферансе с реверансом давит.
Он образ и подобие своё
на нас впечатал въевшимся чернилом.
Шутник, монетой той же отдаёт,
что мы ему, с рожденья до могилы.
Ведь вера – не религия. Уже
мы так в исканьях наших наторели,
что верим в свет на смертном рубеже,
а до того – в нас вера мерно дремлет.
И бухаются бабки лбом в бетон
пред чумаковским * мраморным изыском…
Ах, если б видел Бог, - смеялся б он,
или десницей прикрываясь, прыскал!
Невежи, мы не знаем, что творим.
Нас вводит Бог и в курс, и в новый ракурс,
и видит - всё! – что мы таим внутри.
Но до поры не выдаст нас, однако.
Пусть выдумано всё, и прав Вольтер.
Лбы расшибать друг другу – есть наука.
Иса, Иешуа, Иисус – пример,
как жить, чтоб жизнь на шашни не профукать!

* Чумак -автор скульптуры Божьей матери в г.Луганске.

ПЕРВОРОДСТВО.

Ещё пытаюсь спорить,
а дело – вот оно:
перворождённым горе
предопределено.
Талдычили веками,
а вот понять нельзя –
на ком женился Каин?
Кого он в жёны взял?
Направо и налево –
один на целый свет!
Отец да мама-Ева,
да младший пустоцвет…
Гуляет меж овечек,
а тут глотаешь пот!
Жить вечно – плакать вечно,
и это всё не в счёт?
Ну, как бы там ни стало,
определён итог, -
убил, - из-за скандала.
За что обидел Бог?
Побрезговал? Нарочно,
нарочно подстрекнул?
Святое первородство
грехом перечеркнул!
И будет так веками:
всем первенцам во страх,
в нас, в каждом, плачет Каин
с любовью на устах.
И каяться, наверно,
по старшинству не раз.
Я знаю: трудно первым.
И вы простите нас.

***
У жизни на весу,
лишь вздрагивая дико,
несла земля свой крест.
И в этой толще лет
провинциал Иисус,
наивный и великий.
для отдалённых мест
покинул Назарет.
Хоть были до него
зима, весна и лето,
и годы воронья
среди иных времён,
в пергаменты веков
для Нового завета,
как пастырь и судья,
зачем-то избран он.
И бог, и человек,
пророк и проповедник,
он переделать мир
по-своему спешит…
Поклонников огня,
язычников последних,
он ждёт на берегу
израненной души.
А кто-нибудь когда
ещё внушал в нас веру?
Утешил ли, сберёг
в крутой, недобрый час?
Да здравствует всегда
святое чувство Веры.
Что – Сила или Власть,
я спрашиваю вас?!

Ищите и найдёте. (цикл стихотворений)

оценить стихотворение "Ищите и найдёте. (цикл стихотворений)"