Сирота

kenguru

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

ПЕРВАЯ ОШИБКА В ЖИЗНИ

После отхода поезда дым паровоза скоропалительно рассеялся. Мать стояла и долго думала, задавая один и тот же вопрос: «Почему же её сына увозят так далеко, в вагоне, где нет окон, а только плотная занавесь из железных прутьев. Правдами и неправдами она узнала, когда её сына отправят по этапу. За эту информацию пришлось расплатиться не малой суммой. Пришлось взять в долг. Откуда бы у неё нашлись деньги у простой стрелочницы по очистке снега на рельсах? И теперь… по её очищенным рельсам увозят её сыночка. Эти мысли мучили её неустанно. Далее она осведомилась, что этот товарный состав с пятью прицеплёнными вагонами в хвосте поезда, как обзывал народ и были «столыпинские», где везли заключённых на далёкий север. Она ещё не знала, в каком из северов сын будет отбывать наказание? Вопросы мучили и скоблили её душу, и сердце, будто режут по живому телу и нервам, как скальпель хирурга, а вопрос один: «Почему именно он должен сидеть где-то за решёткой далеко-далеко от неё? Неужели она в чём-либо виновата, что её сын оступился?»
В то же время вокруг всё хмурилось и отворачивалось: берёзы, стоявшие у скамьи, на которой не так давно сидела мать с сыном, и провожала его на учёбу. Им, берёзам, безразлично, что тут происходит? Им ни холодно и ни жарко. Не интересно, куда едут вечно изо дня в день составы поездов. Поезда тоже как-то хмурились, жались друг к другу так плотно, как в хороводе девушки, качались, по ходу движения из стороны в сторону, перестукивая в такт ветра колёсами по рельсам. Шелестя мягкими иголками, как листьями, шепелявила лиственница, беседуя и, казалось, что она говорила тоже о сыне.

Мать смотрела вдаль уходящему поезду, и в глазах её был только сын, которому она отдала всю свою любовь и своей полжизни. Да и можно ли было предположить, что у Иришкиной Маргариты Александровны, её родной и любимый сын, Виктор, убил человека.
Ей не хотелось плакать, но слёзы невольно катились из глаз, словно брызги осеннего затяжного и обильного дождя.
Она вспоминала всё до последней ниточки, которая внезапно оборвалась между ними. Искала причину, из-за чего могло это всё произойти? Как это случилось? И с чего началось?
Перед её глазами возникло её детство, когда она ни о чём не думала и ничего вокруг не понимала: бегала, смеялась, пела.
Она никогда недоумевала, что её могло ждать впереди, когда она станет совсем взрослой. И вот прошли годы, которые пролетели незаметно, что некоторые эпизоды выпали из памяти, как в пропасть. Но были некоторые устойчивые детали в памяти Маргариты Александровны, о которых она не хотела вспоминать. Но память юности и зимовки на Шпицбергене не отказывала никогда. Она эту память, как тяжкий рюкзак, несла на своих хрупких плечах. Отлично помнила Петрова, которого так безумно любила. Майору Петрову неукоснительно верила и, который её, в свою очередь, предал. Перед глазами встала, как памятник, её юность, самая, пожалуй, лучшая пора в её жизни, в период которой происходили большие перемены, а некоторые остались у неё вечными в памяти. Вдруг она вспомнила Антона, высокого кучерявого парня. Вспомнились ей его первые слова: « Ритка, а что если я тебя провожу а?» Но она упрямо отказалась. У неё превыше всего была её девичья гордость. Но Антон был настойчив, да ему давно нравилась эта, тёмная, как ночь, девчонка, которая убегала от него, и при виде его краснела. Он намного больше понимал и разбирался в жизни: ему пришлось поблуждать по жизни, поработать всюду, и кем только не приходилось быть?! Начал он с грузчика, и добился того, что стал директором совхоза. Маргарите были в то время не понятны руки в мозолях, жизнь в холодном доме, у неродной и довольно скверной старухи. Она не могла понять его усталости, который всё-таки приходил на танцы и следил за Риткой. Для неё жизнь представлялась совсем иной и беззаботной, какой она оказалась позднее. Ей порой казалось всё просто и легко, что задумываться много - не стоило.

После женитьбы Антона с Маргаритой, у неё всё как-то вдруг изменилось в душе: её сердце не кричало и не плакало. Маргарита ни о чём плохом не думала: что когда-нибудь наступит мрачная жизнь, как мрачный день и мрачная ночь.
Мысли были вполне благоразумны: и что не может быть ничего плохого в жизни. Жизнь ей представлялась в ярких красках: без мучительных страданий и преград, без последствий, дошедших до нуля. Она по-прежнему легко смотрела на жизнь, хотя Антон иногда приходил замученный работой. Ей ли этого было не заметить? Своим бессмысленным разговором, уже надоевшими поцелуями, постоянно спрашивала его, любит ли он её? Антону казалось сначала, что она его сильно любит и потому так ласкова с ним. Но совсем иначе он понял в один прекрасный день.
Он, как всегда, работал в две смены. Маргарите и в голову не приходило спросить когда-нибудь у него - уставал ли он? Домой он возвращался с потухшим, как ночной светильник, взглядом. Усталость так его « материла», что Антон засыпал, ужиная, за столом. Думал он в это время, как бы быстрее « плюхнуться» в кровать. Завтра всё повторится снова, как заезженная пластинка. Одно и то же, кроме лекций в университете, которые он слушал с упоением. А он уставал - всё это он делал ради любви, ради её жизни, чтобы она была самой счастливой женщиной у него на свете.
Однажды пришёл Антон с работы, и Маргарита спросила его: « Где же он был так долго?»
- На работе, Ритуля. И притом я хочу поступить учиться, как ты на это смотришь?
- Да ну, тебя с твоей учёбой, ты и так дома бываешь совсем редко.

- Ну, дорогая Рита, неужели ты не можешь понять, что мы сейчас строим социалистическое общество, и учиться просто необходимо в жизни. Вот давай, вместе учиться! Ты не против этой затеи?
- Я не знаю, когда это кончатся твои разные науки. То сначала учился, хотел получить среднее образование, то сейчас тебе понадобилось высшее? Не знаю, зачем тебе всё это надо?
- Я не знаю? Мы стали не понимать друг друга, что наши мысли очень часто расходятся. И как бы ты не подходила к учёбе – учиться я всё-таки буду.
На этом их разговор закончился. И они никогда не возвращались более к этой теме.
Антон сдержал своё слово, учиться он начал. Сначала многое Антону давалось трудно, что часто он обращался за помощью к преподавателям школы, но после он стал учиться лучше и увереннее, что осилил всю науку, которую необходимо было пройти в сельхозинституте на зоотехническом факультете. Теперь он дипломированный специалист, в звании учёного инженера- зоотехника.
Об этом уже Маргарита не знала, если только не из агенства ОБС ( одна баба сказала). Не знала и не хотела знать ничего об Антоне, когда он завершил учёбу, как он стал дипломированным специалистом с зелёным ромбиком на пиджаке после окончания сельскохозяйственного института. В совместную бытность их Антон проучился в институте три курса, а вскоре они разошлись. Всё случилось просто. Антон работал и учился. Приходя домой, он прилежно сидел за книгами. Маргарита с Антоном совсем редко разговаривали. Были вечера, когда Маргарита, куда-то собиралась, и уходила. Уходила надолго, до двух-трёх часов ночи.

Однажды Антон отвлёкся от своей работы, (а он писал контрольную работу по частной зоотехнии), и решил подсмотреть, в каком наряде пойдёт его жена? Ничего не говоря, Маргарита надела своё розовое крепдешиновое платье, туфли на высоком каблуке.
Голова у неё была убрана, по-видимому, раньше в самой лучшей парикмахерской она просидела почти полдня. К хорошему мастеру попасть было сложно. Наконец на её голове из распущенных волос, как воронье гнездо, по тогдашней моде – вылеплена причёска бабетта. Молча, одела свою розовато-белую шляпку и, не посмотрев в сторону Антона, вышла. Она не видела, как за ней наблюдал Антон. Тут впервые у Антона возникла мысль проверить свою жену, куда же направилась она, на вечер глядя? И это его любимая жена. Неужели к кому-нибудь на свидание? Неужели он, Антон, больше для неё ничего не значит, неужели она забыла даже о спящем Альберте и Германе? Неужели она теперь не мать своих детей? С мрачными мыслями полного недовольства Антон отложил свою учёбу и решил идти следом за Маргаритой. Он второпях оделся, даже не заметил, что кепку одел на затылок козырьком и что пуговицы застегнул не на все петли. В таком ошеломлённом состоянии он почти побежал за Маргаритой. Посмотрев на часы, увидел, что время уже полвина девятого.
В этот день как-то было безлюдно в этом маленьком городке. Иногда только проходили мимо него влюблённые, которые без умолка о чём-то лепетали друг с другом, как рядом стоящие дуб и берёза.
Антон вспомнил свою юность, что они с Маргаритой тоже были такими же когда-то счастливыми? А вот сейчас он (Антон), не верит Маргарите и следит за ней. Он шёл от неё в метрах ста, он, единственно, мог видеть и узнавать её походку. Если она куда- либо заворачивала, то Антон бежал за ней, чтобы не потерять из вида. Ему показалось, что Маргарита осталась такой же молодой, как и в восемнадцать лет, хотя ей уже было тридцать два года. Она лишь немного размякла, но походка у неё осталась неизменной.
В городе было тихо. Тихо. Настолько тихо, что если Антон за что-либо запинался, то было слышно, как эхо в лесу, что он ослаблял свой шаг, прислушиваясь к шуму города, к шуму ветра, тихой уже почти, ночи. Шёл или бежал, разговаривая сам с собой и звонким эхом города. Изредка разве шум его шагов заглушал проходящий автобус или грузовая машина, которые вот-вот и вывернутся из-за угла.
На душе Антона было много скорби, что лицо его выглядело бледным, как никогда.
Идя за Маргаритой, он ни о чём не думал, кроме как о том, куда же она идёт? Его торопливая душа привыкла постоянно спешить в жизни. Гадко было на его сердце, если он опаздывал куда – либо. Ему в тот период казалось, что он потерял много-много времени.
Между тем Маргарита остановилась у входа в ресторан «Балтика». К ней подошёл мужчина лет тридцати. Антону он показался несколько мешковатым стоял, будто мешок на огороде, который вот-вот снесут в погреб – нет мешковатости. У него было всё похоже на мешок: костюм, брюки, лицо, штиблеты – всё это казалось ему великим, хотя этот человек не был из числа худощавых.

- О, Риточка! А я полагал, что Вы сегодня забыли про свидание. В ожидании Вас нахожусь около получаса. Видя других женщин издалека, думал, что это вы, но, однако, постоянно в течение получаса, ожидая вас, ошибался.
- Да, я несколько задержалась. Вначале было не уложить спать детей, а после мне показалось, хотя, может быть, что муж мой стал что-то подозревать?
- Не волнуйся! С твоим мужем тебе расправиться легче всего. Ведь он у тебя паенька, - при этом Василий Михайлович провёл своей ладонью по подбородку, доказывая правдоподобность своих слов.
Ну, ничего. Главное, что мы с Вами, Василий Иванович, встретились.
- Простите! Я тебя, Маргарита, перебью. Мне, кажется, что тебе, пожалуй, давно бы пора знать, как меня величают по отечеству?
- Извините, я просто оговорилась. Но я, надеюсь, Вы не обиделись.
- Конечно, нет! Дорогая Маргарита Александровна. Ну, хватит! Мы совсем заболтались, совсем забыв о нашем запланированном вечере. По-моему вчера мы договорились пойти выпить по стопке коньяку?
- Да-да, действительно, пора идти. Иначе на нас как-то удивлённо смотрят проходящие люди, думая, что, дескать, нашли, где проводить досуг свидания – у входа в ресторан.
После этого Маргарита и Василий Михайлович зашли в ресторан.
В этот воскресный вечер, как необычно, было многолюдно.
За соседним столиком сидела молодая пара юноша и девушка, которым по виду можно было дать не более двадцати лет. Маргарита и Василий Михайлович постоянно смотрели на них. Юноша и девушка при взгляде этих людей смущались и отворачивались или, вообще, уходили из-за стола для того, чтобы потанцевать.
Маргарита была сегодня какая-то особенная, и Василию Михайловичу показалось, что она чем-то расстроена. Раньше он всегда видел в ней только улыбку, - и ни капли грусти на лице, а сегодня: её глаза излучали грусть. Они в этот вечер больше молчали, и им не о чём было разговаривать. Их молчание прервал официант. Как никогда, они не спрашивали друг у друга, что они будут заказывать и, когда подошёл официант принимать заказы, они вдруг, словно оба проснулись от каких-то далёких мыслей. И оба очнулись и поняли, что они находятся в ресторане. Василий Михайлович думал о своём: о жизни бобыля, а Катерина - о спящих детях и об оставленном муже не со стыдом, а каким-то пренебрежением, сожалея, что они у неё есть. Но тут вдруг всё прервалось.

- Что Вы будете заказывать? – спросил официант. Но, однако, ответа не последовало. Тогда официант повысил голос и спросил: «Что Вам угодно, молодые люди?»
- А простите, мы, видимо, несколько забылись, что находимся в ресторане, - встрепенулся Василий Михайлович. – Что будем заказывать, Маргарита Александровна? Что из вина? Что из первого, второго, третьего?
- Я не знаю. Вроде я ничего не хочу, смотрите сами, что для Вас лучше?
- Ну, тогда, возможно, коньяку, и кое-что подзакусить а? Но ответа от Маргариты не последовало. Ей было совершенно безразлично, что пить и что есть.
- Прошу, Вас, мне, пожалуйста, триста граммов коньяка, две полпорции солянки и два бифштекса, и непременно две бутылки лимонада. А есть ли у Вас что-нибудь из свежих овощей?
- Есть салат из помидоров и салат из свежей капусты.
- Тогда, пожалуйста, два салата из свежей капусты.
Официант быстро, записав, отошёл. И опять Маргарита с Василием Михайловичем сидели, ни о чём не разговаривая. В это время оркестр и певица исполняли вальс « До завтра».
- Пойдёмте, станцуем, Маргарита! И у тебя пройдёт сегодняшняя грусть?
- Нет, дорогой! Я хочу курить, нет ли у тебя сигареты?
- Почему бы нет? Есть! Но … мне не хочется, чтобы ты курила. Поэтому я могу тебе отказать. Но лишь из-за уважения к тебе не могу этого сделать.
- Не делай такие огромные вступления, дорогой! Я не хочу ещё раз повторяться, прошу сигарету и протянула руку.
Василий Михайлович вытащил из кармана пачку сигарет, и подал ей одну сигарету из пачки. Она прикурила. И с довольным видом сидела, затягиваясь дымом, который не шёл ей на пользу, а лишь вредил её красоте. Её красота была сравнима с красотою самой Клеопатры. Чем старше она становилась, тем краше становилась с возрастом. Чёрная копна волос до колен так и призывала мужчин к блуду. Они могли преследовать её сзади, пока она не скрывалась за каким-нибудь переулком. В то же время ни одну женщину нельзя было сравнить с ней в курении. Курить ей было к лицу, и как-то придавало ей серьёзность, шарм и частичную солидность.
- Слушай, Рита! Как думаешь, когда-нибудь твой муж узнает о наших свиданиях, что он тогда может сказать тебе?
- Я просто подам на развод и больше ничего!
- А как же дети?
А что дети? Я подам на алименты и спокойно буду жить. А возможно, отдам в детский дом.
- Но… ведь в детский дом принимают круглых сирот, а у них есть мать!
- Ничего. Я не думаю, что я не смогу выйти из положения. В конце концов, ведь мы с тобой тоже когда-нибудь поженимся?!
- Что касается женитьбы, дорогая, право, я не задумывался, да и мне не совсем хочется расставаться со свободой даже в тридцать пять лет.
- Мне нужен не такой муж, как Антон. У него на уме одни лишь науки, а они мне так надоели. Его почти не бывает дома: то на лекции, то на каких-то кружках, то какая-то консульция, чёрт подери, даже не выговорить!
- Консультация?
- Да! Вроде того что-то. Видишь ли? Учиться для того, чтобы жить в деревне, то есть выращивать и возиться с коровами? Никак не могу понять? Зачем это ему всё надо?
- Но сейчас кругом кричат, что надо поднимать сельское хозяйство! Вот, видимо, он и ударился в эту область? Всё-таки он человек, бывший из деревни?

- А мне наплевать на то, что кричат! Я в политике человек не осведомлённый, да и, вообще, зачем она мне нужна?!
- Ну, дорогая! Я так не думаю, что, вообще, не нужно знать ничего? Что-то в политике надо знать!
- Я хочу знать семью, любящего мужа, красивую одежду, но мой дурень не способен на все эти вещи. И, вообще, какое основание имеет мой муж и мои дети, когда я люблю тебя! Она эти слова: « Люблю тебя!»- произнесла так громко, что сидящие клиенты за соседним столиком - это молодая пара, переглянулись между собой.
- Ты говоришь, что любишь меня?
- А разве это не похоже?
- Да, я думаю, похоже, если можешь оставить свою семью. Слушай, Рита? Ты мужу тоже говорила эти слова?
- Нет!
- Но, как же ты могла выйти за него замуж, если не любила?
- Хм! Просто все должны выйти. Замуж все когда-нибудь выходят. А большинство девушек, что и как замужем – не задумываются А он не пьёт. Старательный. Ухаживал за мной, вот и вышла.
- Только поэтому?
- Ну! И вообще должна же я быть чьей-то женой?
Они долго бы ещё сидели и рассуждали, но их разговор прервал официант, принёсший заказ. На столе стоял графин с коньяком, две полпорции солянки, хлеб и салат из свежей капусты. Было по одному фужеру и по одной рюмочке. Всё это находилось на столике, покрытом белой, как недавно выпавший снег, скатертью. Казалось, что это был праздничный обед. Василий Михайлович разлил коньяк по рюмочкам, а в фужеры – пива. Подняв свою рюмку, он спросил: « За что пьём?»
- За наше здоровье,- ответила Маргарита. Большего она не могла бы сказать при её минимальном словарном запасе русского языка.
- Ну, что же? За здоровье, так за здоровье, - сказал Василий Михайлович, и опрокинул в рот коньяк из рюмки. Несколько спустя то же самое сделала Маргарита. В этот период Рите вдруг показалось неуютно в ресторане, что она как-то вздрогнула, и её лицо стало пунцово-красным. Вероятно, она всё-таки вспомнила, об оставшейся дома, семье. Но вдруг встрепенулась, когда Василий Михайлович вдруг неожиданно спросил: « Рита, ты не больна?»
- Нет! Да и с чего вы это взяли? Ради чего и ради кого я должна болеть? Я буду болеть? Я не работаю. Дома кое-чего делаю по хозяйству, да, и за мужем веду контроль, как бы он не загулял с кем-либо? Знаешь? Что-то он в последнее время так весь изменился. Со мной говорит редко и очень резко, словно я ему чужая? Приходит домой поздно.
- Рита, пойдём, потанцуем?
- Да, я не против. Но ты знаешь, я как-то стесняюсь, так как давно не приходилось танцевать.
- Ничего. Вспомнишь прошлое! В зале ресторана гремел вальс «Берёзка». Пары танцевали, наслаждаясь друг другом. Некоторые о чём-то беседовали, слегка взмахивая руками, а иные улыбались друг другу. Только Василий Михайлович и Маргарита танцевали молча.
Всё это время Антон стоял, опершись о косяк двери ресторана, достаточно долгое время, но потом решил пройти за столик, стоявший почти около самого входа в зал ресторана. Около этого стояла домашняя пальма, которая загораживала его и как бы укрывала специально. Ему не хотелось портить пока настроение жены и своего соперника, а также обращать внимание на себя всех лиц, сидящих в ресторане. Он редко бывал в ресторанах. У него хронически не хватало времени, и позволить себе такую роскошь он не мог, так как время у него было дороже денег. Он всегда твердил, что дороже времени нет ничего. Ему часто приходилось говорить с Маргаритой, которая, в свою очередь, повторяла такую пословицу, как заезженную пластинку, что время – деньги. Она когда-то читала литературу, видимо, буржуазной прессы, где под видом разных реклам пишут, что время – деньги. Когда начинала Рита говорить эту фразу, Антону становилось не по себе.
- Как ты можешь так судить о времени?
- Очень просто. Не зря же эту фразу за границей рекламируют?
- А ты была за границей?
- Нет.
- А раз – нет, значит, ты не можешь судить объективно о жизни за границей.
И так они спорили подолгу, пока Антону не надоедало и он, согласившись с женой, чтобы та, в свою очередь, успокоилась, говорил: «Ну, пусть будет по-твоему».
И вот сейчас, сидя в ресторане, он думал: « Как мог я до сих пор не понять? Неужели я где-то поступил не верно? Мне казалось, что я всегда анализирую события и ситуации и то, как надо поступать, а вот здесь остался полным невеждой и, попросту говоря, тряпкой. Я всегда находил выход из любого положения, а вот сейчас его не могу найти, не вижу ни цели, ни выхода из состоявшейся метаморфозы так свалившееся на голову неожиданно». И он постоянно хватался за голову, сам не замечая того. Ему было и стыдно, и обидно, очень хотелось плакать. Но мужское око не может ронять слезу, как умалять своё достоинство. Тряпка мужчина, который плачет! Так он думал до определённого времени.
Он хорошо понимал, что женщины, как кошки в марте, загуливают и верещат по подворотням на все фортепьянные лады! Кто их приласкает, тот для них и становится ближе. Они лезут к тому на колени, не думая, что они делают? А зачем это делают? Вот такой и оказалась Маргарита. Антон чувствовал последнее время, что Маргарите чего-то не хватало, но в то же время он не мог понять, чего именно? Ему было всё готовым: завтрак, обед, ужин, чистое бельё. А остальное он как-то не замечал - всё пропадало в происходящих событиях и стиралось в пыльный порошок. Приходил он с работы усталый. Он забывал поцеловать жену и детишек по возвращении с работы, а этого, возможно и не хватало Маргарите. В итоге она стала чуждаться Антона, как не родной ребёнок мачехи. А Антону было некогда, ему надо было работать и учиться. В своей работе и учёбе он был пунктуален. Антон представлял и понимал жизнь иначе. Он думал, что если в жизни ничего не сделать полезного для народа и для своей Родины, следовательно, жизнь пройдёт бессмысленной, никому не нужной. Иначе он не мог мыслить, ведь, у него в кармане лежит красная книжица, - а это партийный билет за № 2034488. И вдруг, чего-то испугавшись, он потрогал в боковом кармане оттиск корочек. Испугался, не потерял ли его, что по его телу пробежали мурашки, и успокоился, почувствовав его на месте, тихо произнёс: «Здесь!» Ему вмиг вспомнилось, как его принимали в партию, как он волновался, отвечая на вопросы Николая Фёдоровича.
- Ну, Иришкин, на тебя надеется партия! Я думаю, ты не подведёшь нашу Коммунистическую партию, созданную великим учителем Владимиром Ильичём Лениным? Отдашь Советскому народу и Родине все силы, чтобы быть достойным партийной цели. И вдруг как-то кашлянул, как-то сморщился, положа свою ладонь на плечо Антона, что Антону стало тяжело от его руки. Но он, казалось, ещё сильнее давил, чтобы Иришкин почувствовал силу в его ладони, такую силу, насколько способна Коммунистическая партия.
- Да, я готов отдать все силы и все знания в построение Социалистического общества! И как-то по-особому покраснел, боясь себя и думая, а вдруг не справлюсь, но в ту же минуту слова повторил: « Построим мы социализм, а потом будем строить коммунизм, - всё в наших руках!»
- Счастливого плавания, товарищ Иришкин!», - произнёс Николай Фёдорович, как когда-то желал своим сотоварищам- матросам в самые ожесточённые бои. И крикнул: « Следующий!»
Всё это не зря вспомнил Антон, ведь он часто брал пример с первого секретаря Горкома. Ему казалось, что это настоящий, кристально чистый человек, у которого нет недостатков, с которого можно было брать пример. А особенно ему, Иришкину, начинающему коммунисту.
В природе нет деревьев без ветвей и листьев, также как нет людей без своей чудинки. Каждый человек имеет свою маленькую чудинку, но имеет. И которая въедается в душу человека, и, от которой избавиться трудно. Такие чудинки были и у Николая Фёдоровича, и у Иришкина, так как голым стеблем не может жить человек, да и какой интерес в жизни, если он голенький, и его не за что потрогать, пощупать, изучить то, что находится в человеке. Но вот Иришкину Николай Фёдорович казался кристаллом. Подумав об этом, он вдруг потрогал свой лоб, словно измерял температуру тела так, как измеряют её за неимением градусника, и вдруг… широко открыв глаза, крикнул: «Стойте!»
Быстро встал и подошёл к своей жене.
- Ты это, ты? - Задыхаясь, словно в рот набрал воды, и выхлёбывал её с трудом Антон.
- Я думал гм… я хотел, считал, что ты достойна моей любви, но я ошибся,- и, проговорив это, Антон ударил Маргариту по щеке, что она покачнулась и, стараясь еле-еле удержаться на ногах, лишь проговорила: «Ты – подлец! Пойдём, Василий!» Но вдруг Василий Михайлович откачнулся от Маргариты, принеся свои извинения, и отошёл в сторону. А несколько времени спустя, он уже пригласил другую даму на танец, и спокойно танцевал с ней.
Антон тоже ушёл из ресторана, а Маргарита одна осталась расплачиваться за свои грехи в центре зала. Людские мордочки – кто с любопытством, кто с иронией, кто с ехидством глядели на неё. Во всяком случае, как бы они не смотрели, они всё время смотрели на Маргариту, которая всё ещё стояла на месте, потирая щёку.
Всё произошло молниеносно: гроза и гром грянули, и скоро полился из глаз неудержимый дождь. Она тихо произнесла: « Ну, что ж!» - и медленно поплелась к выходу. Получив пальто, поспешила домой. Ей грустно было одной идти домой, и она заказала такси. Буркнув шофёру улицу и номер дома, спокойно уселась на сидение. Сейчас лицо Маргариты было невозмутимо. Только весёлые глаза, с огоньком, превратились в студенистую массу глаз мертвеца. И, пожалуй, она ничего не видела своими глазами. Она не видела ни ярких огней, ни реклам, ни проходящих машин, людей – и всё казалось ей, что вымерло – и больше ничего не может жить в её глазах.
Приехав домой, она Антона уже не застала дома. Всё было перевёрнуто, словно был обыск, а в кроватках мирно спали две маленькие головки деток, которые ничего не знали и не понимали. Даже во сне не могло им присниться такое. Маргарита, очнувшись, поняла, что это горькое одиночество. Вскоре детей Маргарита сдала в детский дом на государственное обеспечение. С чистым паспортом завербовалась на зимовку, где и встретила майора Петрова. Она была свободна, как в поле ветер.

27 января 2018 год,
Крайний Север,
Кола, Нагорная.
Фото автора.

Сирота

оценить стихотворение "Сирота"